Онлайн книга «Дом Солнца»
|
– А что это такое: «Три топора» и «Слезы Мичурина»? Люка, обладающая тонким слухом, снисходительно вздохнула: –»Три топора», девочка, это портвейн «777», а «Слезы Мичурина» – «Плодово-ягодное» вино. Если нагреть в духовке, получается вроде как глинтвейн – благородный напиток. Она достала из духовки бутылку, стала разливать по глиняным прибалтийским стаканчикам. Один протянула Саше. – Нет-нет, спасибо, я не пью! – испугалась Саша. – Все мы не пили когда-то, – усмехнулась Люка и, задержавшись взглядом на Солнце и Саше, грустно вздохнула. – Какой ты красивый все-таки… И девочка твоя… Эх! Так и жизнь прошла… – Господи, Люка, у меня и так душа изрыдалась, а тут ты еще… – всхлипнула Галина. – Как будто кто-то тебя… – начал Кореец о наболевшем, но Галина решительно зажала ему рот ладонью: – Не надо, слышишь! Все, не надо! А Саша с робким изумлением посмотрела на Солнце. «Я – твоя девочка?..» – спросили ее глаза. «Как захочешь», – ответили его. Раздался звонок в дверь. Галина испуганно дернулась. – Да расслабься ты, – махнула рукой Люка. – Сейчас уже чего переживать – уже как будет, так будет. На вот, выпей! – Люка протянула Галине стакан, взяла свой, чокнулись. Кореец пошел открывать. – Спасибо, Галь, за книжку, – вспомнил Солнце, перелистал томик. – Да ладно, – махнула рукой Галина. – Я же знаю, что ты читать не будешь. Может, продашь хотя бы. Все польза. – Да, так вот, мы отвлеклись… – допив вино, продолжила деловую беседу Люка. – Это – список дешевых магазинов шмуточных, – она вручила Галине еще один исписанный листок. – В принципе, если крышу не снесет от загнивающего изобилия, то пособия твоего должно хватить на посылки в Союз. А Борька будет фарце загонять, грины покупать и посылать тебе. Я потом скажу, через кого и как это делать. – Ой, да зачем это все! – с досадой поморщилась Галина. – А чтобы ты себя там свободно чувствовала, вот зачем, дорогая моя! – Ты смешная, Люка! Я отсюда уезжаю, чтобы от унижений, от низости сбежать. А ты мне предлагаешь там унижаться, но по-другому? Ну, что я – спекульша какая-то? – Галина невесело усмехнулась, а Люка неожиданно рассердилась: – Унижаться, говоришь? Унижение, моя милая, это когда у тебя пары целых колготок нет! Извини, дорогой, – мимоходом бросила она Солнцу. – А обеспечивать себе достойную жизнь – это не унижение! – …Да не умеем мы – ни я, ни Борька… – Галина долила себе вина. Люка скептически сощурилась: – Не умеешь – дома сиди! Там все такие поначалу: «Я не умею». А потом не успеваешь следить: у кого – ресторан, у кого – заправка! Вот еще послушай: есть один дядечка там, так он готов… Солнце и Саша, не дослушав, вышли в коридор. Кореец беседовал с краснолицым участковым, за спиной которого застыли два дружинника – комсомольца с каменными лицами. Саша испуганно покосилась на Солнце, но он успокаивающе улыбнулся. – Значит так, Палыч, – рубил ладонью воздух участковый, внушительно глядя на Корейца, – начальство одобрило, прям, говорит, очень культурно. Не отделение, говорит, у вас, а живой уголок. Оформил так оформил! И Лукич, прости Господи, Ленин то есть, как живой. Ветеран один зашел, так чуть не перекрестился. Очень, говорит, копия. Саша прыснула, зажала рот рукой, Солнце мгновенно толкнул ее за стоящий в коридоре массивный старинный шкаф. – Ну, я рад. Заходите, отметим, – без энтузиазма предложил Кореец. А участковый с готовностью вынул из-за пазухи газетный сверток с предательски выглядывающим из него бутылочным горлышком и направился в комнату. Увидев с порога поющих тувимцев, участковый обернулся к Корейцу: – Ага. Культура малых народов Севера? Это хорошо. Одобряется. Участковый уже собрался расположиться в мастерской, но, помедлив, оценил чрезмерное скопление юных неформалов и отступил обратно в коридор. – Ты знаешь чего, Палыч. Я… в другой раз. – Участковый строго кивнул на комнату: – Не шалят? – Нет, они дисциплинированные, – заверил Кореец. – Ага. Подрастающее поколение, значит, – определил участковый. Прижав палец к губам, Солнце заговорщицки улыбнулся Саше. Участковый проследовал обратно к выходу: – А вот еще что, Палыч, сказать забыл: для детской площадки материал только через месяц подвезти обещали. Все нервы, ёлки, издергали. Но ты готовься, Палыч. Надо, понимаешь, детям нашу, социалистическую сказку изваять. – Если надо, изваяем, – не стал спорить Кореец. Участковый еще раз с тоской глянул в комнату, потом – на цилиндрический газетный сверток, выдающий его сорокаградусное содержимое: – А что ж с этой-то делать? Хотел же, ёлки, культурно посидеть с работником искусства. Ну, ладно, придется с ребятами в отделении за твое здоровье употребить, – принял нелегкое решение участковый и скомандовал: – Пошли, комсомольцы! Огоньки смеха погасли в Сашиных глазах. Она снизу вверх смотрела на Солнце, и ей показалось, что это – «тот» самый момент. Когда что-то произошло, чему нет названия, и после чего уже не будет так, как раньше. Саше показалось, что между ними пробежал ток – как на макете в кабинете физики… И разве может взгляд проникать так глубоко? Глубоко, куда и свои-то мысли никогда не добирались… И что теперь с этим делать?.. Саша услышала стук закрываемой двери. Солнце отстранился и как ни в чем не бывало с шутливой укоризной покачал головой: – Что это ты вздумала – над представителем правоохранительных органов при исполнении насмехаться? – Я больше не буду. Честное пионерское! – подыграла Саша, хотя от этого всегдашнего тона Солнца сейчас стало холодно и неуютно. Кореец, проходя мимо, тяжело вздохнул: – Не жизнь, а Кафка! – И некстати спохватился: – Так я забыл, вы что будете: чай или кофе? – Мы пойдем уже. – Солнце протянул Корейцу руку. – Когда в дорогу? – спросил Кореец, прощаясь. – Как только… А ты? – По обстоятельствам, – неопределенно махнул рукой Кореец. Саша снова ничего не поняла, но спрашивать уже не стала. Выйдя от Корейца, пересекли дворик, странно непохожий на московский, скорее, какой-то южный: с деревянными террасами и лестницами, увитыми диким виноградом, и, поднявшись на второй этаж, вошли в темную квартиру. – А теперь мы куда пришли? – в темноте спросила Саша. Солнце зажег стоящую на полу настольную лампу. Она слабо осветила большую комнату, не страдающую избытком мебели: матрац на полу, старое кожаное кресло, приемник, служащий тумбочкой, урчащий холодильник да еще большой аквариум на полу. |