Книга Сыграй на цитре, страница 43 – Джоан Хэ

Но она уходит. В атриуме не остается никого, кроме Росинки и меня.

– Я не понимаю, – произношу я, качая головой. – Надир… она любит людей.

Она не вмешивается в их жизнь. Как и никто из нас. Ты знаешь правила.

Знаю. Не навреди. Не делай добра. Но так было не всегда. Как человек, которого едва ли беспокоили смертные, я никогда не спрашивала, почему произошла смена парадигмы, почему древние боги могли вмешиваться и почему теперь это запрещено. Все это настолько необоснованно. Так несправедливо. Я рычу, и пчелы Росинки жужжат, словно утешая меня.

Она остынет и изменит свое мнение. Просто дай ей немного времени.

– Сколько?

Может быть, месяц. Может быть, год.

– Целый год? – Я не могу позволить себе провести в этой глиняной тюрьме так долго.

За год могут возвыситься и пасть целые династии.

Это ничто по сравнению с восемью. Если ты любишь нас, то сделай так, как просит Надир. Забудь о своей смертной жизни. Забудь о людях.

– Я не могу. Я нужна им.

Как и нам.

– Но я не нужна вам. Не совсем. – Не так, как нуждались во мне смертные. Я не могу поверить, что думаю о них, но это то, что я чувствую. – Вы никогда не были рядом с ними, пробираясь через всякие мерзости только для того, чтобы прожить еще один день. Вы никогда – «не встречали Жэнь» – не служили кому-то, кто скорее умрет, чем оставит свой народ умирать. Вас никогда… – не спасал кто-то, служащий на противоположной стороне. Я замолкаю, сглатываю. – Я не хочу их забывать. – Ни одного из них.

Долгое время Росинка молчит.

Есть кое-что, что тебе нужно увидеть.

Следующее, что я ощущаю, это то, что я стою на парящем, покрытом мхом валуне. Цепочка из них, шатаясь, поднимается по затянутому облаками небу к верхним небесам.

Пойдем. Росинка перепрыгивает с валуна на валун. Наша цель там.

На вершине находится самый большой валун, основание красной лакированной пагоды, в которой парят стеллажи, сделанные из того же поросшего мхом камня. Росинка машет рукой, и полки переставляются сами собой. Одна проносится вперед, замирая прямо перед нами.

– Где мы находимся? – Я должна бы знать, но мои воспоминания все еще покрыты пылью.

В Хранилище Судеб. Росинка копается на призванной полке, перемешивая и сбивая манускрипты. Ее пчелы ловят их. Наконец-то она находит то, что ищет. Она протягивает мне свиток, не разворачивая.

Есть причина, по которой ты служила именно Жэнь, из всех главнокомандующих, думает Росинка, когда я разворачиваю его. И эта причина начертана прямо здесь.

Я читаю эти слова один, два, три раза, не веря своим глазам. Это не может быть правдой. Это…

Ты должна была жить и умереть как смертная, думает Росинка. Поэтому, как и у любого смертного, твоя судьба была начертана Писцами Безликой Матери. Тебе предназначалось служить самой слабой леди в царстве.

Ты никогда не контролировала ситуацию. Пчелы забирают манускрипт у меня из рук и возвращают его на полку. У тебя не было права голоса в отношении леди, которой ты служила. Это преданность, уже решенная за тебя. Часть твоего наказания.

Хранилище исчезает, и я снова оказываюсь в окружении глиняных черепков.

Поразмышляй об этом, Зефир. Росинка отворачивается от моей темницы и, как Надир, выходит из атриума, унося с собой своих пчел. Ты не выбирала Жэнь. У тебя вообще никогда не было выбора.

* * *

Проходит время. Ночь не наступает. Небо остается невыносимо розового оттенка, который приводит меня в исступление, пока я расхаживаю по своей темнице. С таким же успехом я могла бы стоять на месте.

Так я и делаю.

Я останавливаюсь как вкопанная, моя грудь тяжело вздымается.

Ты не выбирала Жэнь.

У тебя не было права голоса в отношении леди, которой ты служила.

Самая слабая леди в царстве.

Мои руки сжимаются в кулаки. Но я сама выбрала Жэнь. Я выбрала леди, которую поддерживал народ. Самая слабая? Только в глазах невежд, подобных Цикаде. Миазме. Все они чувствовали угрозу. Я доверяю своему здравомыслию.

Какая-то заранее начертанная судьба не смогла бы заточить меня.

И ничто не может. Я поворачиваюсь на пятках и обрушиваюсь на глиняные черепки с помощью ци. Я пробую снова и снова, прежде чем сделать то, что сделал бы любой человек: я хватаю осколки голыми руками. Глина нагревается. Зловоние паленой плоти хуже, чем сама боль. Но я держусь, пока трещины не начинают расширяться. Это работает. Это…

Трещины запечатываются.

Я отпускаю их, с трудом переводя дыхание. Кровавое месиво моих рук заживает у меня на глазах. Я вытираю слюну с подбородка и снова хватаюсь за глиняные черепки.

На этот раз я подавляю свое собственное исцеление. Ци, управляющая черепками, ослабевает. Кокон предназначен для того, чтобы удерживать меня, а не причинять мне вред, и, когда я покрываюсь волдырями и пузырями, кусочки глины двигаются и расходятся.

Я вырываюсь и бегу, мои руки только наполовину зажили, когда я поднимаюсь на террасы. Новая боль лишает меня дыхания. Но я свободна. Розовое небо над головой – это обитель богов.

Моя – внизу.

Пока я балансирую на узком каменном выступе – границе между мирами, – ко мне возвращаются слова Росинки.

Преданность, уже решенная за тебя.

К черту их. Если мне придется уйти от Жэнь, я сделаю это на своих собственных условиях.

Облака движутся, набегая на террасы, как волны на берег. Они смыкаются надо мной, когда я прыгаю.

* * *

Меня не должно быть здесь.

Это первая мысль, которая приходит в голову, когда я оказываюсь в комнате в имперском стиле. Красные лакированные стены давят на меня. Отблески свечей отражаются от бронзовых перегородок, урн и декоративного гонга, круглого и отполированного.

Я в нем не отражаюсь.

Как и призраки. Я способна видеть их сейчас, эти сверхъестественные вещи, в которые никогда не верила, никогда не могла видеть из-за моей запечатанной ци. Здесь они принимают форму слуг. Генералов. Чиновников. Они смотрят на меня из багровых теней, и я смотрю в ответ, задрав подбородок. Возможно, мы все сделаны из ци, но призраки – это нечто крайне неприятное. Чтобы рассеять их, жгут благовония. Они застревают в мире, который им больше не принадлежит.

Я бог, а не призрак. Мы не одно и то же.

Я отворачиваюсь от них, к комнате.

Над шахматной доской, лицом друг к другу, склонились два человека. Один из них – Миазма. Она сидит, подогнув колено под локоть, и потирает нижнюю губу кусочком черного камня.