
Онлайн книга «Песнь огня»
Конечно, мы уже достаточно близко, чтобы вступить в старые феодальные владения отца, и эта деревня – Холбинский Холм. Деревня, где родилась Энни. Деревня, которую мой отец сжег дотла. Но сейчас я мог думать лишь об их кладовых. – Энни, – сказал я, замедлив шаг. Дым поднимался из труб приземистых домов на вершине холма, вокруг царила манящая послеполуденная тишина. Мы уже несколько часов не видели патрулирующих драконьих всадников. Я представил, как грею онемевшие от холода руки у огня. Энни, втянув голову в плечи, смотрела на Холбин. Ее уши слегка окрасились в коричневый цвет от остатков чая, который вместе с каплями пота стекал с крашеной головы. – Нет, – сказала она, как будто точно знала, что я собирался предложить. – Они могли бы нам помочь. – Нет, – снова ответила Энни. От одной мысли о хлебе у меня пересохло во рту. – Нам даже не надо брать драконов, мы могли бы просто пойти и попросить… – Ты знаешь, что случилось, когда я в последний раз приезжала домой? – Энни, обернувшись, сердито уставилась на меня. – Меня оплевали. Они ненавидят меня. Так же как все на этом острове, они ненавидят меня. Они не захотят нам помогать. Услышав, как безапелляционно Энни говорила о том, как к ней относятся, я почувствовал себя так, словно меня огрели хлыстом. Мне нечего было ей сказать. Я чувствовал, как во мне поднимается отчаяние. – Возможно, я мог бы… – Ты? – На мгновение умолкнув, она окинула меня гневным взглядом, а затем расхохоталась: – Уверена, что твоя популярность среди простолюдинов Каллиполиса не распространится на Холбинский Холм, Лео. Мое лицо вспыхнуло, словно мне дали пощечину. – Пойдем, – сказала она, отворачиваясь. Ярость придала ей сил, и она ускорила шаг. Не оглядываясь, она уводила нас прочь от Холбина. * * * Мы не разговаривали до наступления сумерек. Тропа начала неуклонно подниматься вверх, все чаще нам встречались ступеньки, и хребет, который должен был предстать перед нами завтра, – самый высокий из всех. – Это там. Энни вытянула шею, чтобы рассмотреть отвесную стену, уходившую вверх и закрывавшую небо над нами. У ее подножия огромный сугроб укрыл собой деревья на протяжении миль, а Старая дорога исчезла совсем. – Здесь можно пройти пешком? В ее вопросе был резон: я помнил, как добирался сюда на драконе вместе с отцом. Но мать и слуги пошли другим путем, через развилку от Аврелианского Пути, которая вела к лестнице, и теперь я просто должен был найти ее. – Путь есть. Мы поищем его утром. Мы укрываемся в одной из известняковых пещер у Старой дороги рядом с водопадом талой воды. Дохнув искрами, Пэллор развел костер из сырых дров, а Аэла со стоном погрузилась в ледяной бассейн. Когда наши спины согрелись у костра, мы с Энни стянули сапоги и опустили покрытые волдырями ноги в воду рядом с ней. По моей просьбе Энни закатывает тунику, чтобы я проверил повязку на ее спине. – Весь остров тебя не ненавидит, – сказал я ей. Она сидела ко мне спиной, узелки позвоночника выпирали из яростно покрасневшей кожи. Она покачала головой: – Я работала во дворце с девушками, это были милые девушки из Чипсайда, так вот они рассказали все, что думают об этой стерве-командующей. Я набрал в ладони воды, чтобы обмыть ее ожоги. – Ты не, – городское ругательство прилипло к моему языку, как старая каша, – стерва-командующая. Она закрыла глаза, и влага начала просачиваться из-под ее закрытых век. – Это больше не имеет значения. Я не мог понять почему. Но в ее голосе прозвучало что-то похожее на облегчение. – Иксион теперь Первый Наездник, и они могут забыть обо мне. Я… ушла в отставку. И тут я понял, что Энни решила, что навсегда покончила с Каллиполисом. Я потянулся к ее руке, чтобы развязать повязку. – А ты не думаешь, что люди заслуживают лучшего? Энни пожала плечами: – По крайней мере, с Фрейдой они не голодают. Энни, избавь меня от речей из пропагандистских газет для железного сословия. Это была фраза из тех времен, когда мы только стали Стражниками. Ее глаза вспыхнули: – Ты оставил их Иксиону и Фрейде. Нет. Я пришел спасти их Первого Наездника. Я пытался найти способ вылечить крылья Аэлы, чтобы они с Энни могли вернуться в наш флот, в Норчию, а оттуда… Энни прочитала ответ в моих глазах и выдернула у меня свою руку. – С меня хватит, Ли. Я не справилась. Так вот что она думала? Считала, что она не справилась? – Как?.. Энни тяжело дышала, ее грудь бурно вздымалась, глаза сверкали. – Знаешь ли ты, что в Норчии крестьянские девушки притворялись мной? Это считалось настолько опасным признаком бунтарства, что их родители запретили им это, опасаясь преследований со стороны драконорожденных. Этого я не знал. Я мог только представить, что испытывала Энни, зная, что стала символом надежды. Это было подобно прохладе воды, пролившейся на пересохшую, выжженную землю. Лавры, которые я с легкостью нес, сколько себя помню, которые ей никогда не доставались. Когда придерживавшиеся традиционных взглядов каллиполийцы не могли поверить в то, что девушка из низов могла быть достойна высокого звания, они злились на нее за то, что она отлично выполняла непосильную работу. – Но это, должно быть, было приятно… Энни решительно покачала головой: – Это действительно было приятно. Это то, что я пытаюсь сказать. Это была единственная вещь, в которой я чувствовала себя хорошо, помогая Гриффу и норчианцам. Наконец-то я была героиней, а не стервой-командующей. И я помогла им, это правда. Я помогла освободить народ. Но при этом я отступила от своей клятвы. Помнишь, Холмс требовал, чтобы я перестала общаться с норчианскими крестьянами и занималась своей работой? Он был прав. Иксион пробрался сюда, пока я отвернулась от Каллиполиса. Я была в Норчии, играя в героизм, когда наша Революция потерпела поражение. Я не защищала свой город, как когда-то поклялась. Я оставила его в трудную минуту. И Каллиполис пал. Так что… не говори мне, что я справилась. Обхватив колени, она сгорбилась, сотрясаясь от беззвучных рыданий. Напряженность момента нарушил лишь глухой удар от упавшего к ее ногам второго зайца. Пэллор заглядывал ей в лицо. Открыв глаза, она слабо усмехнулась: – Что ж, по крайней мере, я нравлюсь драконам, – сказала она, протягивая ему раскрытую ладонь. Мы молча жевали мясо, и хотя я чувствовал, что она рада, что разговор окончен, я не мог удержаться, чтобы не сказать это. |