Книга Правосудие королей, страница 56 – Ричард Суон

И тогда, после глубокого, хриплого вздоха, наступила тишина. Грейвс обмяк и повис на руках у тех, кто еще несколько секунд назад с трудом удерживал его. Мне показалось, что его кожа стала бледной как воск.

Вонвальт с горестным видом повернулся к Брессинджеру.

– Принеси мои вещи как можно скорее, – негромко сказал он.

Брессинджер быстро вышел из комнаты.

– Что будете делать? – спросил сэр Радомир.

– Я попытаюсь поговорить с ним, – сказал Вонвальт.

Секунду шериф выглядел озадаченным. Затем он все понял.

– Нема, – пробормотал он.

– Я в этом участвовать не стану, – произнес незнакомый мне стражник с местным акцентом. Он попятился от трупа и посмотрел на Вонвальта отчасти со страхом, а отчасти с отвращением.

– Тогда проваливай! – зло сказал сэр Радомир.

– Вам лучше тоже уйти, – сказал Вонвальт, когда стражник покинул комнату и больше не мог их услышать. – Я сильно преуменьшу, если скажу, что зрелище будет не из приятных. – Я вздрогнула, когда его взгляд вдруг встретился с моим. В суматохе я уже подумала, что стала невидимкой.

– Ты тоже, Хелена. Ты не готова.

– Нет, – сказала я, сама удивившись своим словам. Не знаю, отчего мне вдруг захотелось остаться и увидеть сеанс. Я точно сожалею, что не ушла. Думаю, тогда я обманывала себя, считая, что это мой долг. Некромантия была неотъемлемой частью деятельности Ордена магистратов. Пусть лишь немногие преуспевали в освоении этой силы, тем не менее каждый Правосудие должен был изучать ее. Если, несмотря на мои постоянные колебания, мне было суждено стать одной из них, то я должна была с чего-то начать. Однако, вспоминая об этом сейчас, я думаю, что мною двигало исключительно болезненное восхищение смертью.

Какой бы ни была причина, одно я могу сказать с уверенностью: если бы я могла стереть из моей памяти совершенно все воспоминания о той ночи, я бы это сделала. Тогда я и представить себе не могла, что когда-нибудь и сама начну практиковать некромантию.

Вонвальт пожал плечами.

– Как хотите, – сказал он. – Помогите мне передвинуть кровати.

Сэр Радомир, мистер Макуиринк и я оттащили кровати подальше от Грейвса, после чего Вонвальт и сэр Радомир уложили тело Грейвса на пол. Кровь все еще текла из раны, но уже медленно, и в тусклом свете свечей она казалась коричневой и лишенной всякой жизни.

– Отойдите, пожалуйста, – сказал Вонвальт. Мы смотрели, как он суетится вокруг тела, пока наконец не вернулся Брессинджер. Он принес с собой черный, запертый на замок ящик, который вызывал у меня глубочайший ужас.

– Спасибо, – пробормотал Вонвальт.

– Идем, Хелена, – сказал Брессинджер, подходя, чтобы увести меня.

– Нет, – сказал Вонвальт, открывая ящик и доставая его содержимое: несколько амулетов и «Гримуар Некромантии» – крепкий фолиант в черной кожаной обложке, запертый на застежку.

– Вы ведь не хотите, чтобы она это видела? – недоверчиво спросил Брессинджер, напрягшись.

– Я велел ей уйти, – сказал Вонвальт, – но она пожелала остаться.

– Хелена, – сказал Брессинджер, поворачиваясь ко мне. Страх за самого себя сменялся на его лице беспокойством за меня. – Ты еще не готова.

Прежде чем я успела ответить, Вонвальт положил руку Брессинджеру на плечо, привлекая его внимание.

– У нас нет на это времени. Нужно действовать быстро.

Брессинджер вздохнул. Я смотрела, как Вонвальт надевает серебряный медальон – поначалу мне показалось, что по форме он похож на лань Богини-Матери Немы. Но на самом деле это оказалось драэдическое божество Олени, которым сованцы пополнили свою религию.

Затем Брессинджер и Вонвальт встали друг напротив друга. Брессинджер положил руку Вонвальту на плечо, и они заговорили на Высоком саксанском:

– Azshtre stovakato bratnya to zi chovekna eyrsvet linata. Kogata govoria dumitenta boga ma˘ıka, to˘ımoz daesevu˘rne vyr zemyatra nazivite.

Свечи замерцали. Я смутно осознавала, что в тот момент ушел мистер Макуиринк, достаточно насмотревшийся на тайную магию, но сэр Радомир остался, хотя и отошел, попятившись, в угол. Воздух насытился нашим волнением. Я никогда прежде не знала подобной тишины.

Вонвальт отвернулся от Брессинджера, расстегнул застежку и раскрыл гримуар. Перелистнув на нужную страницу и убедившись, что все в порядке, он встал у ног Грейвса.

– Когда я начну, – сказал он, – никто не должен покидать комнату. Вы все должны не шевелиться и не издавать ни звука. Что бы ни случилось и что бы вы ни увидели, не сходите с места. И, самое главное, не касайтесь меня.

– Подождите, – сказал сэр Радомир из угла. Он был бледен, и его дрожащий голос едва слышался посреди ревущей тишины. – Я передумал.

– Тогда за порог, и быстро, – сказал Вонвальт. Шериф ушел.

– Не кричи, – сказал Вонвальт, обратившись ко мне. – Тебе захочется, но ты должна молчать.

– Хорошо, – шепотом выдавила я из себя.

Вонвальт кивнул Брессинджеру, и тот кивнул ему в ответ. Тогда сэр Конрад обратил взор на «Гримуар Некромантии» и произнес короткое заклинание призыва, которое я не стану повторять здесь. Закончив, он закрыл книгу и передал ее Брессинджеру, который застегнул застежку и вернул фолиант в ящик. Затем Брессинджер сделал несколько размашистых шагов назад.

И стал ждать.

Я смотрела на труп Грейвса. Кровь стучала у меня в ушах. Тишина была столь всеобъемлющей, что оглушала. Мне понадобилось несколько минут, чтобы осознать, что Вонвальт заговорил. Он произносил слова низким, тихим голосом, на языке, который я не понимала.

Затем глаза Грейвса распахнулись.

Трудно описать словами то чувство потрясения, отвращения и ужаса, которое охватило меня. Я помню, как перед моими глазами все поплыло и мои внутренности сжались. Примерно то же чувствует человек, стоя на вершине башни Святого Велуриана у храма Савара в Сове – самого высокого здания в Империи. Глядя вниз на далекую землю, человека охватывает глубочайшее чувство тревоги; от него испытываешь головокружение и ужас, а разум приходит в смятение.

Мое сознание отказывалось принимать то, что я видела. Я была так напугана, что у меня потекли слезы, и я не могла их сдержать. Я хотела отвести глаза, но совершенная невероятность происходящего притягивала мой взгляд. Глаза Грейвса были похожи на две глубокие, бездонные чернильницы, которые, казалось, поглотили весь свет в комнате. Его губы дрогнули. Слова Вонвальта, негромко, но настойчиво произносимые на чародейском языке, заставили Грейвса приоткрыть рот, словно кто-то потянул его за ниточку.

Тело мертвеца заскрипело и затрещало, дергаясь и вздрагивая, как марионетка. Выглядело это зловеще. Из-за этих ужимок из его раны вылилось еще больше мертвой крови. Маленькую комнату наполнил хруст суставов, встающих на место, и на меня накатила тошнота. Наконец его рот зашевелился, открываясь и закрываясь, как у тонущего человека. В тот же миг я ощутила, что в комнате появился кто-то еще. Я была в этом совершенно уверена. По моей коже побежали мурашки. Свечи затрепетали и начали меркнуть. Я молила всех богов, лишь бы они не угасли. Они остались зажженными, но горели теперь как-то иначе. Казалось, словно сам свет стал черным.