
Онлайн книга «Осколки»
— Ты хочешь, чтоб я истерику устроила? — спросила она, нервно усмехнувшись. — А по-твоему, молчать и переживать все в себе лучше? — Не хочу быть в твоих глазах законченной психопаткой. Слишком много нервозности, слишком резкие и суетливые у нее движения. Баланс на тонкой грани внешнего спокойствия, сжатая до упора пружина. Страшно подумать, что будет, если ее отпустит. Времени на долгие и деликатные планы у меня нет, остаётся план примитивный, быстрый и действенный. Я открыл шкафчик, достал пузатую бутылку, налил на два пальца коньяка — более женского алкоголя у меня в доме не водится, поставил перед ней стакан: — Пей. Либо отпустит либо выревешься. — Тебе действительно это все нужно? — она серьезно смотрит на меня, — Ты погибнуть со мной сегодня мог. — Нужно. Я сказал, что все решил, хватит. Она со стуком поставила пустой бокал на столешницу, встала и сделала шаг ко мне. Было в этом какое-то отчаяние, как будто это шаг к амбразуре вражеского дзота. — Саша… — это остатки здравого смысла. Я понял, что будет дальше. И, черт побери, я так этого хотел! Она качает головой. — Я тоже решила. Теплые губы, пахнущие коньяком, коснулись моих и что-то оборвалось. Я не выдерживаю рядом с ней. Слишком большой соблазн — никакой здравый смысл не докричится. Мои руки под ее блузкой, ее раскрытая ладонь скользит вверх по груди, шее, зарываясь пальцами в волосы на затылке, от чего по позвоночнику озноб и сердце начинает биться как сумасшедшее. Коснуться, прижать, раздеть… Захлебнуться в этом желании. Мира нет. Он снова сжался и сосредоточился в ней, в нежной коже, в изгибах тела. В запахе черной смородины, в робких прикосновениях рук, сбившемся дыхании, неожиданно жадных поцелуях. Никто никогда не был так важен и нужен. Так, что ты прижимаешь ее к себе до боли в ребрах, пытаясь срастись в одно целое, поэтому что отпустить нельзя, невозможно. — Люблю… — полувыдох, полустон. Остатки мира рушатся. Нет больше ничего за пределами спальни. И тут ничего скоро не останется, потому что пожар и катастрофа. Потому что я уже ничего не контролирую. Даже себя. * * * Александра. Разбудил меня звонок телефона. — Мы ее нашли, — каким-то странным голосом сказал старший Ольшанский. — Где? Я приеду, в глаза ей хочу посмотреть, — я постаралась закрыть за собой дверь спальни как можно тише. — Не получится, Саш. Она вены вскрыла у себя дома. Соседи снизу позвонили в полицию, что их топит, участковый пришел, дверь вскрыли, а там труп в ванной и паспорт на столе. Мне как доложили, так я тебе и звоню. — Она точно… сама? — Предсмертная записка есть, точнее письмо, я тебе фото пришлю, если хочешь. Она там объяснила, почему все это начала. Пять утра. Рассвет. Я открыла окно кухни. Прохладный воздух немножко трезвил. Пропищало уведомление. Странное чувство, я Наташу жалею, наверное, больше, чем боялась или ненавидела. Еще одна сломанная Димой жизнь. — Ты всегда так рано встаешь? — я не услышала, как Сергей подошёл. От теплых рук на моих плечах стало спокойнее. — Наташа с собой покончила, — выпалила я, — Мне только что дядя Игорь звонил. Топольский встал рядом, вытянул из моей пачки сигарету, закурил и поморщился. — Думаешь, это из-за тебя? — Из-за меня тоже, — я протянула ему телефон с фотографий письма. — Не смогла видеть твое счастье. Странная причина. — Если она считала, что я во всем виновата, то не странная. — Но ты ведь не виновата, он бы все равно сел. Я усмехнулась и сказала: — Я ведь тогда оправдывала его. Дима жертва обстоятельств, Диму заставили, Дима мучается. А когда его увидела тогда, на первом заседании… поняла, что не смогу, если его отпустят. Это я ему наркоту подбросила, — каждое слово давалось тяжело, — Никто не знает, кроме Лешки, он мне помогал. Лампочки выкрутил в Димином подъезде, наркотики достал, я страшные деньги тогда отдала, но это мелочь была, в сравнении с остальным. И мы ночью, перед рассветом, поехали вскрывать опечатанную квартиру. Где тайник знала только я, Лешка бы не нашел где открывается. Потом нужно было только "вспомнить" про эту нишу в кухне. Собственно, никто не удивился, у меня же психика поломана, две попытки суицида, конечно я могла "забыть". Поэтому я так перепугалась, когда эти приветы из прошлого начались. Ему есть за что мне мстить, он точно знает, что тайник был пустой. Осуждаешь? — я подняла голову и посмотрела на него снизу-вверх. — Нет. Ты сделала то, что посчитала нужным. Я представляю, как невыносимо было бы знать, что этот клоп остался на свободе. — Почему клоп? — Мелкий, противный, вонючий. Кто еще? — Сережа… Он понял. — Все наладится. Я помогу. Я с тобой. Месяц спустя. Александра. — Как дела у тебя? — спросил старший Ольшанский, когда я села за столик. — Замечательно, — я не смогла сдержать улыбку, — но вы же меня не за этим пригласили? С Лешкой снова что-то? — Как ни странно, нет, хотя егозит, зараза, пить снова начал, — дядя Игорь покачал головой, — может, женить его? — А смысл? Была ведь у него Эля, не сложилось. Леша не дозрел, мне кажется. Придет время, сам женится. — Когда он дозреет? Двадцать четыре года, здоровый лоб, я в его возрасте уже карьеру делал, а он все дурака валяет. — Мне с ним поговорить? — А поможет? Хотя он к тебе всегда прислушивается. — Да, честно сказать, у меня такое чувство, будто Лешка на меня обиделся, — поделилась я, — не знаю, за что. Ольшанский опустил глаза и, немного помолчав, сказал: — Ревнует он, Сашуль. По-братски, по-дружески, но ревнует. Ты же знаешь, что он колючий, но ранимый. — Знаю, — Лешкина ревность была слишком очевидна. Вся компания приняла Сергея настороженно, но обаятельный Топольский нашел общий язык даже с Дашкой. Да что с Дашкой — моя мама после официального знакомства (а вот не надо приезжать к взрослой дочери без звонка!) одобрила. А Леха… Леха показывал характер. Да, откровенного противостояния не было, но Сергея он избегал и меня это огорчало. — Я же говорю — женить надо балбеса, — вздохнул дядя Игорь, — может, серьезности добавится и времени на глупости не будет. — А может, лучше вас женить? — хихикнула я. — Я старый уже, Сашуль. — Мама тоже говорила и что? |