Книга Дядя самых честных правил, страница 76 – Александр Горбов

Я несколько раз крутанул small wand в ладони, попробовал взмахи, осторожно пустил по нему тонкую струну эфира. Божественно! Даже лучше, чем мой старый small wand. На чём бы его опробовать?

В ящике письменного стола валялась всякая мелочёвка, оставшаяся ещё от дяди. Перья, штопор, перочинный нож, монетки, бумажки с непонятными записями. У меня всё руки не доходили навести здесь порядок, выкинув мусор. Среди всей этой ерунды нашлось небольшое серебряное кольцо. Его я и взял.

Новый small wand позволял сделать эфирное лезвие очень-очень тонким. Будто ювелир, наносящий гравировку, я нанёс на кольцо Печать постоянства и пять Знаков для защиты. Секунду подумав, вплёл в хитрую вязь ещё свою личную Подпись. Получилось симпатично: серебро с пылающими алыми символами.

Не откладывая в долгий ящик, я дёрнул за шнурок вызова Тани. Не прошло и минуты, как в дверь заглянула орка.

— Вызывали, Константин Платонович?

Я поманил её пальцем.

— Иди сюда, красавица. Дай левую руку.

Взяв узкую ладошку, я надел на мизинец своё кольцо.

— Ой!

— Никакое не ой, это не обручальное кольцо. Ты моя помощница, а значит, тебе требуется защита. Пока ты его носишь, я всегда смогу тебе помочь.

— Здорово!

Орка подняла руку и покрутила кистью, разглядывая обновку.

— Такое красивое! Загляденье просто!

Порывисто наклонившись, она поцеловала меня в губы.

— Спасибо, Константин Платонович!

— Не за что. Лучше принеси мне кофий, коли угодил тебе.

Она рассмеялась и выбежала из кабинета. Кстати, должен заметить, целуется она гораздо лучше Ягужинской, как бы та ни изображала из себя страстную львицу.

* * *

Неотвратимо наступило то самое «послезавтра» — сороковой день после смерти дяди. Настасья Филипповна, спасибо ей огромное, всё подготовила. Заказала отцу Андрею панихиду, организовала поминки во всех деревнях и отдельно в усадьбе для ближних. Ну и всякие другие мелочи, без которых не проходят сороковины.

Уже вечером я взял бутылку настойки, пару стаканов, хлеб и в одиночестве пошёл на погост. Будто чувствовал — надо самому отдать дань памяти дяде.

На могилке я поставил стакан, налил до краёв и положил сверху кусок хлеба. У местных так не принято, а моя душа требовала это сделать.

Следом выпил и сам. Посидел немного молча, закрыл глаза. И вновь провалился в то самое место.

Впереди стелился по полю туман, серый и промозглый. Белые пряди крутились водоворотами, будто седые локоны.

— Спасибо, племянничек.

Я обернулся на звонкий голос за спиной. Передо мной стоял молодой парень, улыбчивый и задорный.

— Дядя?!

— Ну не тётя же!

Он рассмеялся.

— Кого ещё ты здесь хотел встретить?

— А…

— Рот закрой, ворону поймаешь.

Подойдя ближе, он хлопнул меня по плечу. Даже через одежду чувствовалось, какие ледяные у него пальцы.

— Прощаться будем, — заявил он, — больше на этом свете уже не свидимся. Не жалеешь, что наследство принял?

— Нет, — я твёрдо кивнул, — ни капли.

— Тогда слушай: в подвале, в самом дальнем углу, зарыт сундучок. Там золото, выкопай, тебе скоро понадобится.

— Зачем?

— Узнаешь и без меня. Ты мне тоже свой «секрет» не рассказал.

Дядя подмигнул мне.

— А труп?

— Чей?

— Там в подвале труп в гробу, офицер.

Дядя махнул рукой.

— Это твои проблемы, делай с ним что хочешь. Я его привёз…

Рассказать он не успел. На нас налетел ветер, медленный и тягучий. А из пелены появилась она — женщина в венке из ромашек. Не говоря ни слова, она кивнула мне, подошла к дяде и взяла его за руку.

— Прощай, племянничек! — только и успел крикнуть он. — Даст бог, на том краю поля свидимся.

И странная пара шагнула в туман, исчезнув из виду через пару шагов.

* * *

Возвращаясь с кладбища, я размышлял о дяде, кладе и ещё о покойнике. Удружил старик, ничего не скажешь. Может, закопать офицера? Мне пока ожившие мертвецы не нужны.

— Константин Платонович!

Мне навстречу бежала Александра.

— Что такое?

— Получилось! Вы сказали, как получится, сразу к вам. Смотрите!

Она остановилась, выхватила карандаш и подняла руку. Кончик карандаша засветился и быстро нарисовал в воздухе символ «Z». Мгновение, и появился «V». А затем, быстрыми движениями рыжая нарисовала Знак воздуха.

У-у-у-ух! В лицо мне ударил порыв ветра.

— Получилось! Я могу!

Я улыбнулся и кивнул:

— Хорошая работа, сударыня.

— Константин Платонович, — она посмотрела мне в глаза, — пожалуйста, перестаньте «сударькать». Пожалуйста, называйте Александрой, Сашкой, Шуркой, только не сударыней. Глупо же звучит!

— Ладно, заслужили. Будь по-вашему, сударыня Александра.

Взяв ученицу под руку, я повёл её в дом. Теперь уже точно мой дом. Никуда отсюда не уеду и никому не отдам.

* * *

Утром во двор усадьбы въехал экипаж. Из него вышла Мария-Диего, всё так же одетая по-мужски и со шпагой на боку. А следом за ней орк Аполлинарий, разглядывающий двор через толстые стёкла очков.

Я встретил гостей и представил, как положено, домашним. Поручил Настасье Филипповне выделить им комнаты и покормить.

— Вам письмо, — чопорно заявила испанка, вытаскивая бумагу из-за отворота перчатки, — от вашего наглого друга, который изволил сбежать, когда мы проезжали Муром.

Это она про Боброва? Он что, подкатывал к ней по дороге? Тогда сочувствую им обоим. Я развернул письмо.

Да ёшки-матрёшки! Только всё налаживаться начало! Мне захотелось выругаться в голос, но я сдержался. Не положено дворянину грубо материться, особенно когда рядом стоят сразу и ученица, и наставник.

Конец первой книги.