
Онлайн книга «Повелитель и пешка»
Он так торопился, что снова вломился в путаные трущобные переулки прямо на коне. Змея бросил у двери «Доброй кружки», не особо заботясь о том, что проникнуть в кабак теперь будет весьма затруднительно. Внутри, как всегда, дым стоял коромыслом. Вечер выдался холодный, время было еще не позднее, уходить от тепла и выпивки никому не хотелось. Но Нюськин платочек Обр увидел сразу. Увидел и разозлился. Глупой девице сказано было сидеть наверху, а она, вот поди ж ты, таскает подносы вместе с белобрысой Ильгой. Нюська тоже заметила его, заулыбалась смущенно, пустой поднос попыталась спрятать за спину. Не обращая внимания на приветственные вопли завсегдатаев, Хорт пробился к ней, крепко ухватил повыше локтя и потащил узкими коридорчиками, через хозяйскую половину, к лестничке в каморку-голубятню. Девчонка перепугалась, поднос уронила, залепетала что-то жалобно. Мол, я не хотела, попросили меня. Надо же людям помочь. Вон народу сколько. Решила, что он из-за этого злится, дурочка. А он и не злился вовсе. Просто больше не мог терпеть. Впихнул девчонку в каморку, прижал покрепче, по-настоящему, как еще в лесу хотелось, и поцеловал тоже по-настоящему, одновременно сдирая постылый платок. Вот теперь все правильно: и запах моря и полыньки, и нежные губы в сухих корочках, и хрупкие ребрышки под руками. До того увлекся, что не сразу понял: все так, да не так. Нюська стояла смирно, не вырывалась, не отбивалась. Но была как деревянная кукла. Все равно что с болваном на ристалище целоваться. Обр нашел в себе силы, слегка отодвинулся, попробовал заглянуть девчонке в глаза, но ничего не увидел за растрепанными, упавшими на лицо волосами. – Ну, чего не так-то? – Ничего, – прошептала Нюська. – Че, слов красивых не сказал? – Каких слов? – голосок усталый, жалобный. – А никаких и не надо. Ты мне жена? – Жена, – покорно согласилась дурочка. – Тогда что? – Я ведь тебя не гоню. Только… – Что только?! – Ты пьяный. – В седле усидел – значит трезвый. – И… ты ведь меня не любишь. – Ну? – Ну… и я тоже… не люблю. Прах гнилой! Любовь еще какую-то выдумала. Князя своего все дожидается. При чем тут вообще любовь-то! Отчаянно желая втолковать глупой девчонке, вбить ей в голову, насколько она ему нужна – ну, как хлеб голодному, как соль в пресной похлебке, как последний глоток воздуха перед казнью. Хорт вцепился в худые плечи, в грубый ворот рубахи, изо всей силы рванул к себе. Ну как, как сказать, чтоб она поняла?! Под пальцами оборвался, лопнул какой-то шнурок, что-то мягко стукнуло об пол. Смирная и покорная Нюська вдруг оттолкнула Обра так, что он покачнулся, упала на коленки, торопливо зашарила по полу. Он, несмотря на шум крови в ушах, все же сообразил, в чем дело, и осторожно шагнул назад. В мешочке, который Нюська всегда носила на шее, были зашиты ее сокровища – материнское подаренье: стеклянная кошечка и серебряный медальончик. Не раздавить бы, а то потом слез не оберешься. Нюська тыкалась во все стороны, как слепой щенок. В полусвете тлеющего очага Хорт видел гораздо лучше и сразу заметил пропажу, завалившуюся в широкую щель. Кошечка выпала и валялась рядом. Первым делом подобрал ее, протянул Нюське. – На, держи. Выковырнул из щели мешочек, попытался запихнуть поглубже выскользнувшую цепочку. Цепочка не запихивалась. Запуталась в чем-то. Обр сердито дернул. За цепочкой потянулась длинная прядь светлых, почти белых волос. Он уставился на них, пока еще ничего не понимая, только чувствуя, что видит что-то нехорошее, медленно поднял, всматриваясь. – Что это? – Ничего, – тихонько выговорила Нюська. Даже в полумраке было видно, как вспыхнули ее щеки. – Чье это? – Ничье. Сжалась, отступила, притиснула к груди кулачок с зажатой в нем кошкой. Хорт пропустил прядку между пальцев, машинально отбросил в сторону приставшее к волосам белое перышко. И тут его затрясло, будто за шиворот налили что-то холодное и липкое. Он ясно вспомнил разлетавшиеся под ветром блестящие светлые пряди, смазливую наглую рожу, воркующий низкий голос. – Так он был на самом деле… – Кто? – Этот. Красавчик-жених! Долгоногий и белобрысый. Девчонка совсем вжалась в стенку у черного окна. Даже дышать перестала. – Ты мне врала! Ты! В голове это укладывалось плохо. Уж в ком в ком, а в Нюське он был уверен. Правильно Маркушка говорил: ни одной бабе верить нельзя. – Он был там! Был на самом деле. Он мне врезал, я без памяти свалился. А потом ты мне соврала! Говори, врала или нет?! Был он там? – Был, – слабым голосом созналась дурочка. – Кто он? – Я не… не могу… это не… ты же все равно не поверишь. – Да я теперь ни одному слову твоему не поверю! И так все ясно. Рожа сытая, одежда хорошая. Наверняка из Харламовых выродков. – Нет-нет. Что ты! Понимаешь, он… – Я-то понимаю! Я без сознания валялся, а ты с ним миловалась. А может, он к тебе и в деревню ходил? Все вы одинаковы! На это Нюська ничего не ответила, только всхлипнула в темноте, а Обр понадеялся, что белобрысого гада под шумок убили во время нападения на деревню. – Что ж он тебя с собой не забрал? – продолжал допытываться он. – Деревенской девкой побрезговал? – Он хотел забрать, – неожиданно донеслось от окна. – Ух ты, хотел он! А ты, стало быть, не пошла? – Я не могла. – Чего это вдруг? – Не могла тебя бросить. – Че?! – За тобой все время смотреть надо. – За мной?! – поразился Оберон. – Ну да. Ты без меня пропадешь. Хорта перекосило от злобы. Пожалела она его. Добренькая. С ним, стало быть, из жалости, а на груди белые волосы носит. Там у нее любовь. Та самая, с красными парусами. Он шагнул к очагу, держа белую прядь как дохлого червяка. Медальончик с остатками мешочка швырнул под ноги Нюське, а злосчастные волосы, оскалясь в улыбке, уронил на горячие угли. Посмотрел, как они вспыхнули, сворачиваясь и потрескивая. Скривился от запаха паленой шерсти. – Все! Я больше тебе ничего не должен! Сказал как отрезал, повернулся и вышел, не оглядываясь. Сквозь гудящий кабак прошел как призрак на пиру. Про Змея вспомнил, только когда с разгону уткнулся лицом в мокрый от снега горячий бок. Кое-как взобрался в седло, тихо сказал: «Домой!» – и больше не думал о дороге. Змей нес его через ночь, ветер жег глаза, обдирал щеки. Над головой летели колючие, холодные звезды. Или это был снег? |