Онлайн книга «Повелитель и пешка»
|
– Значит, было за что? – Угу. – Ничего, крепче будешь. Меня тоже драли. Ты б оделся. Холодно. – Угу. Щас. Парень послушался. В два приема натянул свою нехитрую одежду. – Ну, дед, теперь давай, рассказывай, кого ты там ненавидишь. – Зачем? – Может, легче будет. Или тогда уж ори. Все-таки польза. Вдруг услышит кто-нибудь. С этими словами шустрый отрок опустился на колени, склонился над покалеченной ногой и, умело орудуя ножом, разрезал и отшвырнул в сторону сапог, вдоль раскромсал окровавленную штанину. – Охоту ненавижу, – одним глотком забросив в горло остатки из фляги, прошептал Донат. Орать и вправду очень хотелось, но при мальчишке было неловко. – Дурное занятие. Пустопорожнее. Двадцать конных дураков целый день одного зайца гоняют. – Чего ж тебя в этот раз на охоту-то понесло? – В лесу одному хотелось побыть, подумать. О том, что, откажись он, пошли бы разговоры о его старости и слабости, Донат предпочел не упоминать. Спросил вместо этого: – А ты охотишься? – Когда жрать хочу. Парень скреб в затылке, разглядывая обнаженную ногу. – Слышь, дед, у тебя тут все в кашу переломано и кость наружу торчит. – Спасибо, утешил. – Ща больно будет. Очень. – Куда уж больнее-то, – пробормотал Донат. Следующие полчаса он выл, орал и ругался, срывая голос. Но парень, как выяснилось, хорошо знал, что делает. Так действуют те, кто привык перевязывать раны на поле боя: быстро, грубо и не особо заботясь о чувствах пациента. Но худо-бедно кровь была остановлена, а покалеченная нога оказалась в корявом, но прочном лубке, сооруженном из бывшей рубахи и двух палок. – Так, – хмыкнул отрок, глядя на дело своих рук, – пока сойдет, а там пусть лекаря разбираются. Ты как, дед, не помер еще? – Песья кровь! – прохрипел старик. – Ну-ну! – хмыкнул отрок. Прикрыл ногу краем плаща, присел рядом, покосился в сторону лошадиного трупа, отвернулся к звенящей воде. – Лошадь жалко. – Жалко, – согласился Донат, – добрая была скотинка. Случайно поскользнулась. Не повезло. – Да, бывает, – вздохнул парень. Видимо, в жизни ему не везло часто и по-крупному. – Теперь вот что, – озаботился он, – надо тебя наверх вытащить. У меня там конь. Довезу тебя до ближайшей деревни. Или уж сразу до города, как пойдет. Боль мало-помалу отпускала. От костра тянуло теплом. В крови бродило полштофа хорошей, правильной браги. Снова шевелиться, вставать, ехать куда-то, трясясь на спине неизвестного коня, совсем не хотелось. – Ловкий ты парень! – заметил Донат. – Так кому служишь-то? – Никому. Сказал же, я сам по себе. – Ко мне пойдешь? – Не. Больно надо. – Зря. Я бы из тебя человека сделал. – Хы. – Ладно. Потом поговорим. На коня твоего я не полезу. Худо мне. Все болит, и голова кружится. – Понятно. Когда с лошади падал, ты, небось, еще и башкой треснулся. – Поэтому поступим мы так… – Донат запустил пальцы под левый рукав, покряхтывая, стянул-скрутил с руки браслет. Побрякушка была старинная, свейской работы. Без камней, но редкого, белого золота, с узором, нанесенным грубыми насечками. – На-ка, вот. – Это че, награда? – Ишь чего захотел! Родовая вещь. Тебе не по носу. И затаить не вздумай. Продать все равно не выйдет. Он один на свете такой. Награду после получишь. А сейчас бери и езжай на своем коне вниз по ручью, да забирай к морю, на северо-запад. Скоро услышишь, рога трубят. Охотнички мои где-то там, и шуму от них будет много. Покажешь цацку, скажешь, князь Донат в Студеный овраг сорвался, ногу повредил. Понял? Похоже, не понял. Эвона как высокое имя действует. Вид у смышленого отрока сделался такой же остолбенелый, как у любого деревенского увальня. – Это ты, что ли, князь? – медленно и недоверчиво переспросил он. – Ну я, я. Что, не похож? – Великий князь Донат Повенецкий? – Да, – уже раздраженно ответил Донат, – не стой столбом, шевелись давай! Эй, ты что, сдурел? Тяжелый браслет, родовое сокровище, красиво блеснув в воздухе, врезался в белую пену на самой середине потока и исчез без возврата. – Стало быть, князь Донат, – склоняясь пониже, повторил парень. Белое без кровинки лицо, черные провалы глаз, искусанные бледные губы. – Ну а я – Оберон Хорт, последний из Хортов. Красивый фряжский стилет вонзился резко и сильно, без замаха, точно под десятое ребро. * * * Спас толстый полушубок на беличьем меху да любимая кольчуга, которую князь ценил за малый вес и последнее время носил почти постоянно. Однако удар был очень силен. Дыхание перехватило, и даже слезы на глазах выступили. Но он все же успел вцепиться в руку с ножом, уверенно метнувшуюся к его горлу. Другой рукой он попробовал дотянуться до собственного ножа, смирно покоившегося в ножнах на бедре, но этого ему не позволили. Левая рука словно в тиски угодила. Донат, старый воин, был не из тех, кто умирает тихо и покорно, и силу, что бы о нем ни болтали, растерял еще не всю. Темное от лошадиной крови лезвие дрожало у его горла. Он все старался сдавить узкое крепкое запястье, заставить парня выронить нож, но парень был, видно, не чувствителен к боли. Цепкие пальцы побелели, но не разжимались. Тогда Донат просто попытался отшвырнуть его прочь, хоть на миг отсрочить неминуемую гибель. Неожиданно это получилось легко. Мальчишка отлетел к самой воде, чудом удержался на ногах, но снова бросаться на князя почему-то не спешил. – Слишком просто, – пробормотал он. Вот он, долгожданный случай, за который и жизнь отдать не жалко. Не надо выдумывать глупые предлоги для того, чтобы господин Стрепет сжалился, взял в княжеский терем, не надо тайком проносить оружие, не надо биться с охраной. Вот темное дерево под бледным небом, бессмысленный ропот потока, гранитные валуны в сером инее и то самое распроклятое чудовище, Донат Повенецкий, полностью в его власти. «За все наши муки, – думал седьмой сын Свена, – за все смерти, за ряд алых крестов под нашими именами, за повешенных на площади, за все беды и несчастья княжества. Слишком просто. Нет. Пусть эта тварь получит сполна, пусть на своей шкуре почувствует…» Как заставить жертву почувствовать очень и очень многое, Обр знал не понаслышке. Но сейчас все это казалось как-то мелко, гадко, глупо и грязно. * * * |