Онлайн книга «Сад мертвых бабочек»
|
– Может, чаю зайдешь выпить? Я заодно Жюля Верна оставлю и тебя провожу… – Не надо, Валя, – ответила Анжела, вдруг понимая, что не хочет уезжать из города. И главное, не хочет расставаться с Валькой. Она что, влюбилась в него? – Нет, надо! – заявил он. – Ну ладно, не хочешь заходить, я только книжку брошу, не хочу ее с собой таскать, вдруг запачкается, экземпляр раритетный, и вернусь! Я мигом! Он побежал в свой подъезд, а Анжела смотрела ему вслед. Сказать или не сказать? Да, в самом деле: вот в чем вопрос! Она поклялась маме, что не сделает этого. Ну хорошо, клятву она нарушать не будет. Но ведь она не клялась, скажем, не писать. Не говорить – это да, а вот не писать – нет. Значит, и клятву не нарушит. И, если что, в прощальном письме Вальке изложит причины, которые заставляют их покидать город. Или не в прощальном письме, а еще до отъезда, с просьбой, чтобы он прочитал и дал ей совет? От этой мысли у нее на сердце полегчало, и Анжела поняла: так и сделает. Вообще-то так хотелось прямо сейчас сесть и накатать это послание. Интересно, о трех дырках в груди Артура тоже стоит упомянуть или лучше обойти этот факт молчанием? Бросив взгляд на Валькин подъезд, Анжела решила не ждать его. Лучше уйти так, по-английски. Но уйти, чтобы завтра вернуться! Только уже с письмом в качестве извинения. Валька умный и необидчивый, он поймет. И, приняв решение, Анжела зашагала как можно быстрее от своего дома к остановке, чтобы на трамвае отправиться на съемную квартиру. И вспомнила, что денег-то у нее нет: кошелек остался там, в сарафане, на берегу реки, сделавшись трофеем гопников. Так как в каждом трамвае теперь имелся кондуктор, он же продавец билетов, то проехать «зайцем» не вышло бы, и Анжела отправилась домой пешком. По пути она даже обдумала целые абзацы послания Вальке. Как вот только начать? «Дорогой Валя»? Или «Привет, Валька»? Или даже «Любимый Валечка»? И вообще, почему им надо уезжать? Ну да, из-за Зойки, ее папаши и гопников, которых те на нее натравили. И все из-за чего? Из-за того, что юные хулиганы, науськанные местной королевишной Зойкой и бездельником Кириллом, захотели, чтобы она устроила им «черный стриптиз». Вот из таких потом и вырастают со временем артуры. Не из всех, конечно, но из Кирюши получится знатный местный образчик того, кто заработал три пули в грудь. Ну да, гопники! Они ведь знали, где они живут, и даже уже ошивались там. А что, если они снова заявились к ней домой? Сердце у Анжелы екнуло, когда она во дворе пятиэтажного дома, где мама снимала квартиру, заметила милицейский «уазик». Неужели… Неужели к ним пожаловали? Боязливо подойдя ближе, Анжела услышала причитания соседки по подъезду. – И на внучку мою этот изверг напал, в кусты потащил! Найдите, найдите этого гада! Что ж такое творится, кровиночку свою выпустить на улицу поиграть нельзя? Пожилой толстый милиционер, сдвинув фуражку на лысый затылок, что-то быстро записывал. От сердца отлегло, и Анжела, заметив зареванную внучку соседки, весьма противную и, по информации от ее же бабки, нерадивую второклассницу, которая показывала ей язык и как-то назвала, когда они столкнулись в подъезде, «черной обезьяной» (за что Анжела, которая в таких случаях в карман за словом не лезла, обозвала ее «белой обезьяной, к тому же с лишаистой головой» – у внучки лицо в нескольких местах тогда было смазано зеленкой, после чего безобразница начала с ней крайне вежливо и почтительно здороваться), спросила у другой соседки, которая с сочувственным, но крайне заинтересованным видом наблюдала за всем происходящим: – А что, собственно, происходит? Та немедленно вывалила на нее ворох инфор- мации: – Да на внучку Федоровны напали! Какой-то мужик вон там, в парке, за руку схватил и в кусты потащил. Мол, я тебе сейчас котят покажу. Хорошо, что это другие люди видели и его спугнули! Анжела поджала плечами – конечно, малоприятно, но, судя по хитрому взгляду на замызганном личике внучки соседки, ничего ужасного с ней не произо- шло. Хотя, вероятно, вполне могло бы: этот мужик в кустах показал бы ей точно не котят. И не кутят. И даже не крольчат. А, думается, нечто совершенно иное. – Что делается, что делается, – причитал кто-то рядом. – Вот раньше такого не было! А как Союз развалился, так все эти маньяки откуда-то и взялись! – Да бросьте вы! – заявил кто-то из мужчин. – Чикатило, что ли, не при Советском Союзе детей кромсал? А о дяде Крюке слышали, он что, в царские времена жуть в соседней области наводил? [1] Кто-то третий гаркнул: – Все от культуры чужой, американской. Они нам эти ценности завезли! – Точно, Чикатило ужас как любил читать Марка Твена, Теннесси Уильямса и Фолкнера, об этом он сам на суде заявил, как я мог забыть. Это его и испортило. Это ведь тоже американская культура. Кажется, едкого сарказма соседка, так сожалевшая о распаде Союза, не понимала и так и усвоила сенсационную информацию о том, что маньяк Чикатило любил читать Марка Твена и даже какого-то Фолкнера. И, окромя всего, играл в теннис с каким-то Уильямсом – вот ведь нехристь! Присутствие в их дворе милиции, причем, вероятно, долгое и спугнуло гопников, которые не решились сунуть сюда нос, как и прочие части своих гопнических организмов. Проскользнув мимо встревоженных соседей, Анжела поднялась на третий этаж. В квартире она застала кавардак – сумки были уже собраны. Главное, те самые сумки, в которых хранились их капиталы и которые в любой квартире были завалены барахлом, чтобы в случае проникновения воров те не нашли капиталов, уведенных у Артура. – Мы что, сегодня уезжаем? – ужаснулась Анжела, а мама, завершавшая упаковывать зимние вещи, ответила: – Нет, мы переезжаем. Хоть и на несколько дней, но прямо сейчас. Эта твоя глупая история из-за ухажера совсем некстати, дочка! Только навела на нас этих хулиганов, которые у нас во дворе ошиваются. Того и гляди, в квартиру залезут. Ну да, и сумки с капиталами найдут. – Мамочка, не из-за ухажера, а из-за субъекта, который хотел, чтобы я устроила в спортивном зале ему и его похотливым дружкам «черный стриптиз». Причем голый «черный стриптиз». |