Книга Холостяки умирают одинокими, страница 34 – Эрл Стенли Гарднер

— Со сливками и сахаром, пожалуйста.

— Не понимаю, как удается людям потворствовать всем своим желаниям и сохранять талию, — вздохнула она. — Посмотрите на меня. — Она вдруг расхохоталась: — Ну, не так пристально! Как вас зовут знакомые?

— Дональдом.

— Ол-райт, Дональд. Времени у нас не так уж много. Давайте перейдем прямо к делу.

Она провела меня на кухоньку, мы сели за стол друг против друга.

— Вот тостер, а вот хлеб. Масла нет ни капли, яиц тоже. Сухой тост — пожалуйста. Готовить для вас я не собираюсь.

— Достаточно кофе, — сказал я и сразу перешел к вопросам. — Насколько хорошо вы разглядели лицо мужчины за окном?

— Чертовски хорошо. Оно буквально отпечаталось у меня в памяти.

— Сможете узнать, если снова встретите?

— Конечно.

— Вы помните, как описали его полиции?

— Да. И потом, повторяю, я хорошо помню, как он выглядел.

— Что ж, у меня задатки художника. Давайте начнем с волос.

— Но на нем была шляпа.

— Тогда глаза. Он был в очках?

— Без очков.

— А цвет глаз?

— Светлые, но всего заметнее были у него брови.

Мне трудно объяснить, что в них особенного, но на них нельзя не обратить внимание.

— Нос?

— Длинный, прямой.

— Попробую сделать набросок. Я ознакомился в полиции с вашими показаниями. Любопытно, удастся ли изобразить лицо.

Я нарисовал слегка деформированную версию Монтроуза Карсона.

— Слишком широко расставлены глаза, — сказала она.

Я сделал еще один рисунок.

— Слишком изогнутые брови. У того человека они прямые. И что-то не так со ртом. У вас уголки рта загнуты вверх, а у моего знакомца прямая линия рта.

— Как насчет скул?

— Высокие… Вот-вот, вы верно ухватили… Дональд, у вас получается! Почти вылитый он! Прекрасный набросок. С карандашом в руках вы гений, Дональд.

— Я всего лишь следовал вашим указаниям, — заметил я скромно.

— Здорово! Так здорово, что я начинаю бояться.

— Чего бояться?

— Ну, вы взяли с моих слов какие-то штрихи и соединили их в завершенном портрете, и он так похож, что я готова его опознать. И все-таки… Чем больше я на него смотрю, тем больше подозреваю себя в самовнушении. Я узнаю одну черту, узнаю другую, потом вижу их во взаимодействии… Словом, получается, что я сама себя гипнотизирую.

— Если вы правильно охарактеризовали каждую черту в отдельности и на рисунке они воспроизведены точно, беспокоиться не о чем.

— Понимаю, и тем не менее.

Я перебил ее:

— Вы уверены в точности своего описания? Не может ли оказаться… Ну, например, что там был я?

Она расхохоталась:

— Не прикидывайтесь индюком, Дональд! Я думаю, если у вас возникнет желание посмотреть на раздевающуюся женщину, вам не придется для этого торчать под окном.

— Не выглядел тот мужчина больным или несчастным?

— Вроде нет. Трудно объяснить, Дональд. Мои ощущения сможет понять только женщина.

— Увы, я не женщина.

— Ничуть не сомневаюсь… Видите ли, когда вы уверены в своем уединении и вдруг видите мужское лицо, глазеющее из темноты…

— Вы закричали?

— Закричала, попыталась прикрыться чем-нибудь, а потом кинулась к телефону звонить в полицию.

— А мужчина что?

— Я видела, как он побежал, но через несколько шагов его поглотила темнота.

— Что вы делали потом?

— Прежде всего опустила штору… Знаете, Дональд, номера в мотеле спланированы весьма своеобразно. Это окно в задней стене расположено там, где его и не ждешь. Выходишь из ванной, и вдруг оказывается, что ты прямо перед окном, о котором даже не подозревала.

— Как, по-вашему, долго тот мужчина там околачивался?

— Понятия не имею. Я ни на что не обращала внимания. Долго была за рулем и прямо-таки мечтала о горячем душе и об ужине.

— Какого он роста, если, например, сравнить со мной?

— Ну, судя потому, что видно было в окне, он старше вас и крупнее, то есть выше и шире в плечах. Он…

Задребезжал звонок.

Она нахмурилась:

— Кого принесло в такой час? — Посмотрев на часики, она заметила: — Пора открывать салон. Минуточку, Дональд…

Я замер на своем месте, прислушиваясь к звукам в коридоре. Она открыла дверь, и раздался голос Фрэнка Селлерса:

— Извините, мадам. Не хотелось тревожить вас с утра, но… Я — Фрэнк Селлерс из полиции Лос-Анджелеса, а это сержант Рэнсом из местной полиции. Нам надо с вами поговорить.

— В данный момент я ужасно занята, — запротестовала она.

— Достаточно нескольких минут, — сказал Селлерс и вошел. Другой голос, наверное сержанта Рэнсома, произнес:

— Я знаю, как вы заняты, мисс Харт, но мы расследуем серьезное преступление.

— Боже, что я могу об этом знать? Неужели опять история с Томом-соглядатаем?..

— Совершенно верно, — откликнулся Фрэнк Селлерс. — Думаю, мы установили его личность. Его опознали другие пострадавшие. Если и вы это подтвердите, мы сможем закрыть дело. Этот парень весьма скользкий тип, жуткий проходимец… Вот его портрет…

На минуту воцарилась тишина, нарушаемая какими-то шорохами.

— О Боже! — вскричала Элен Харт.

— Да ведь это не Том-соглядатай! Это сыщик…

— Который? — холодно переспросил Рэнсом, едва она прикусила язык.

— Он… он в кухне, — пролепетала Элен Харт.

Они буквально ворвались в кухню. Селлерс перегнулся через стол, сгреб пятерней ворот моей рубашки, поднял меня с табурета и зарычал:

— Ах ты, коротышка, сукин сын, надеялся замести следы!

— Не трогайте его, — закричала Элен Харт.

— Он оказал сопротивление при аресте, — заявил Селлерс и нанес мне такой удар в нижнюю челюсть, что я стукнулся головой о стену. Комната завертелась каруселью, и меня засосало черное небытие.