Книга ЭТНОС. Часть первая. Парадигма, страница 8 – Павел Иевлев

Она подкатилась ко мне, подскочила на кровати, вцепилась мне в плечи, потёрлась щекой об мою щеку, лизнула её, а потом вдруг сильно куснула мочку уха.

— Эй, — сказал я, — больно же.

— Нет, — она упала на спину и откатилась обратно. — Ты, кажется, как всегда. Зануда, борода колется и не мешало бы принять душ.

— Зануда?

— Ой, отстань. Так мы оба умерли?

— С чего вдруг?

— Здесь всё слишком. Так не бывает. Слишком мягко, слишком красиво, слишком вкусно.

— Вкусно?

— Там печеньки на столике, попробуй — ум отъешь.

— Поверю на слово. Ум мне ещё пригодится.

— А главное, пропало это ощущение.

— Какое?

— Что меня ищут. Пока оно не исчезло, я даже не знала, как это на меня давило! Как будто тащила на плечах собственный труп.

— Ну, ты и скажешь…

— Да, так вот, я подумала, что меня, наверное, уже нашли. И убили. Если человека внезапно убить, он, пожалуй, и не заметит. Я так думаю. Просто всё сначала станет очень странным, а потом, наверное, исчезнет. И страннее этого, — Нагма подняла с постели руки и ноги, указывая ими в четыре стороны сразу, как морская звезда, — я ничего отродясь не видала. Я только не могла решить, убили нас с тобой вместе, или ты тоже мне кажешься. Сначала думала, что кажешься. В идеальной загробной жизни у меня идеальный загробный папа. Но ты нифига не идеальный, так что я передумала. Кроме того, фиг бы ты дал кому-то меня так запросто убить, да?

— Определённо, — согласился я.

— Значит, тебя убили тоже. И у нас общий посмертный экспириенс, один на двоих. А вот насчёт Слона я не уверена. Может быть, он этот, как его… Проводник душ. Хотя нет, вряд ли. Проводник, наверное, тот мужик на красивущей тачке. Он лучше подходит. А Слона, наверное, тоже убили. Нас ведь если убивать, то всех разом, а то отомстим!

Нагма снова зарылась лицом в постель, и последние слова звучат невнятно.

— Интересная теория, — признал я. — Но её легко проверить.

— Как? — её лицо вынырнуло из мягких складок ткани, зелёные гляделки уставились на меня с любопытством.

Уже не первый раз за последнее время она ставит меня вот так в тупик. Не могу понять, насколько это игра, а насколько всерьёз. Может быть, она и сама этого не знает.

— Подождать, пока захочется писать. Если приспичит, то ты точно живая. Мёртвые не писают.

— Блин, а точно! — засмеялась она. — Давай подождём.

Она подняла руки, вцепилась мне сзади в плечи и уложила на кровать. Матрас оказался каким-то фантастически удобным, моя спина возликовала. Так, и правда, поверишь, что в рай попал.

Нагма подкатилась ко мне, легла на живот рядом и положила голову острым подбородком на грудь.

— Я хочу хотеть писать! — объявила она, подумав. — Самое странное желание в моей жизни. Если это, конечно, ещё моя жизнь.

— Скоро узнаем, — сказал я серьёзно.

— Пап, ты меня любишь? — спросила она вдруг после паузы.

— Больше всего на свете, — подтвердил я.

— А если окажется, что я всё-таки умерла, ты сильно расстроишься?

— Я ведь вместе с тобой умер, забыла?

— А, ну да, точно.

Она помолчала, задумчиво елозя голыми коленками по простыням, потом спросила снова:

— А если бы нет? Расстроился бы?

— Не то слово. Мне тогда и жить незачем.

— Не, — она перевернулась на спину, скатившись затылком мне на живот и теперь смотрит в потолок. — Так неправильно.

— А как правильно?

— Не знаю.

— Вот и я не знаю, колбаса.

— Как ты думаешь, мама меня вспоминает? — внезапно переключилась она. — Хоть иногда?

— Думаю, она очень по тебе скучает, — соврал я.

Ничего такого я не думаю. Уже скоро пять лет как её унесло куда-то с Калебом, и она определённо могла бы дать о себе знать. Если бы хотела. Калеб, вон, дважды с тех пор объявлялся.

— Я когда решила, что умерла, то подумала: «А мама-то и не знает!» А потом подумала, что ей, может быть, и плевать.

— Часто о ней вспоминаешь? — спросил я, чтобы не врать ребенку снова.

— Иногда. Чаще, чем раньше. Думаю, какой она была в четырнадцать. Такой же как я, или другой? Было ей так же странно от себя?

— Наверняка, — сказал я. — Не забывай, она росла в кыштаке. Вряд ли там подробно объясняют девочкам особенности процесса взросления.

— Да уж. Я уже почти забыла, каково там. Казалось, что ничего, норм. А сейчас подумаешь — ужас-ужас же. Козы эти. Одежда. Холод. Еда. Бе.

— Что бе, то бе, — согласился я.

— А знаешь что? Если я умерла, то всё правильно.

— Что именно?

— После смерти попала в антикыштак. Специальное место с офигенными простынями для тех, кто родился на вонючих шкурах.

— Глубокая теория, — оценил я, — но я всё же не думаю, что ты умерла.

— Я тоже, — вздохнула она. — Мне уже хочется писать, просто встать лень.

— Отнести тебя? Сказать «пись-пись-пись»?

— Фу, прекрати! — Нагма встала, потянулась и пошла к двери в здешний санузел.

Зайдя, она немедленно выскочила обратно, выпучив зелёные глаза.

— Ты это видел, ну?

— Видел, — подтвердил я, ранее посетивший аналогичное помещение в своих апартаментах.

— Охренеть же, да?

— Абсолютно согласен.

* * *

Ужин сервирован так, словно мы ждём Императора Вселенной. Но не исключено, что тут всегда так питаются. К такому столу захотелось переодеться в смокинг, но у меня отродясь не бывало смокингов. Впрочем, самыми шикарно и изысканно одетыми оказались внезапно слуги — чернокожие красавцы и красавицы с белоснежными улыбками идеальной зубной формулы, наряженные так, что наши кинозвезды на вручении «Оскара» разбежались бы в слезах убивать своих модельеров. Хозяева же стола вышли к нему одетые совершенно казуально, что выглядит странным диссонансом с прислугой.

— Позвольте представить вам наших гостей, — сказал Мейсер, постучав серебряной (а может, и платиновой) ложечкой по бокалу немыслимой тонкости и изящества. — Со Слоном вы знакомы, а это его заместитель Док и его очаровательная дочь Нагма. У вас всех будет возможность пообщаться с ними лично, а пока я, с вашего разрешения, кратко представлю вас. Итак, начнём по часовой стрелке. Теконис!

Мужчина с морщинистым худым лицом привстал и отсалютовал нам бокалом. Свет в обеденном зале неяркий, но он в глухих тёмных очках в массивной латунной оправе с металлическими боковинками. Они выглядят как некое техническое устройство, а не имиджевый аксессуар. Одет в нечто винтажно-старомодное, вызывающее ассоциации со словом «сюртук», хотя я не уверен, что знаю, как он выглядит.