Онлайн книга «Признания мои и комиссара Мегрэ»
|
Он глянул на меня с улыбкой, но промолчал. –Вы не француз?– спросил я. –Француз. Я сразу понял, что вы мой соотечественник. –Откуда вы узнали? –Осторожно!.. Мне пора. Лавируя, он повез вереницу тележек между грузовиками и паровозами. Но в полдень я увидел его снова – он направлялся к ресторану. –Вы давно в Новой Зеландии? –Года три. Ресторан был какой-то чудной, похожий скорее на школьную столовую; ккаждому блюду, не дожидаясь просьбы, приносили стакан воды. Еда была безвкусной. –Вам по душе эта страна? Он пожал плечами и объяснил: –Здесь у меня есть работа. Мне хотелось чем-нибудь его угостить, аперитивом или бутылкой вина, но ничего подобного тут, по-видимому, не подавали. –Вы один? –Один как перст. Прежде работал на ферме. И ни с того, ни с сего спросил меня в лоб: –А вы именно так представляли себе эту страну? –Не совсем. Но фермы здесь, наверно, и впрямь прекрасные. Я слыхал, что в некоторых хозяйствах держат по нескольку десятков тысяч овец… –Ну и что? –Увлекательно все же: природа, просторы… Ему уже надо было уходить. Его ждал автокар; квечеру, увидев его снова, я уже кое-что понял. –Вы ведь,– обратился я к нему,– покинули Францию ради приключений… –В самую точку,– ухмыльнулся он.– Я покинул бары на Елисейских полях и на площади Мадлен ради этих самых приключений и ради денег. Моя фамилия Милле… –Вы не родственник знаменитому адвокату? –Сын… Так что вы теперь все знаете. Помните, в свое время едва не дошло до скандала: яподписал фальшивые векселя, отец уплатил по ним и потерял на этом все состояние… Вот я и решил попытать счастья, уехать на самые жаркие, самые пустынные острова Океании… –Но, по-моему, в Новой Зеландии как раз холодно и… Взглянув мне прямо в глаза, он перебил: –Так вы полагаете, что все попадают туда, куда хотели? Никогда этого не бывает, можете мне поверить! Если едешь, куда глаза глядят, в конце концов застреваешь там, куда тебе меньше всего хотелось… Верно. Я задумался и сразу припомнил всех, с кем встречался… –Когда я сюда приехал, пришлось ждать месяц, пока прибудет пароход, идущий на Фиджи. Один тип предложил мне дельце с лотерейными билетами, и в три дня я потерял все свои деньги. Он ни разу не засмеялся. Говорит, и с губ его не сходит сардоническая улыбка; втридцать лет он невозмутим, как пятидесятилетний англичанин. –Тогда я себе сказал,– продолжает он:– «Не беда! Будешь ковбоем на большой ферме где-нибудь в глубине страны!» И поехал. Оказалось – вместо лошадей теперь тракторы. Меня спросили, в профсоюзе ли я, и мне понадобилось три месяца, чтобы в него вступить. Представляете, на фермах никакого навоза, фермеры носят шляпы-котелки, у каждого сад с бассейном, отдельная ванная комната. Я едва удержался от улыбки, уловив в его словах глухую ярость. Он возбужденно продолжал: –А здесь? Вы полагаете, я могу в полдень сжевать кусок колбасы прямо в тени моего кара? Нет уж, извините! Я сознательный труженик, объединенный в профсоюз, и, по здешним представлениям, равен любому банкиру. Мне подобает питаться в приличном ресторане, где меня кормят вот такой гадостью и подают стакан воды. Хотите выпить? Извольте бежать в бар – унылый, с матовыми стеклами в окнах, похожий на общественную уборную, а не на бар. А после шести вечера, кроме воды, вообще ничего не выпьешь… По воскресеньям до четырех дня ни трамваев, ни поездов… Да я… Я рассмеялся, но мне было жаль его до слез. Не правда ли, он достоин жалости больше всех моих неудачников? Уехал в поисках солнца, в поисках свободы, а застрял в унылом, дождливом порту. Мечтал о долгих сиестах в тени тропических деревьев, о бешеной скачке верхом, о полуголых туземках. Вместо этого он, прилично одетый, солидный, восемь часов в день водит автокар с одного конца набережной на другой. Ему отказано даже в горестном утешении сознавать себя парией: новозеландцы провозгласили всеобщее равенство и обеспечивают каждого минимальным комфортом и чувством собственного достоинства. Так что угодил наш Милле после ресторанов Фуке и Максима в самый что ни на есть тихий и захолустный город. Здесь есть кинотеатры, но курить в них запрещается, а все фильмы проходят строжайшую цензуру. На улице ни днем, ни ночью вас не ждет даже самое невинное любовное приключение. У вас есть право выпить, то только с пяти до шести, наспех, чуть не украдкой… Зато у каждого есть право повышать образование в Доме профессиональных союзов. –И часто вы там бываете?– спросил я у Милле. Он не ответил. По-моему, в иные минуты он, если бы мог, с удовольствием взорвал бы город Веллингтон и всю Новую Зеландию в придачу. –Если бы только мне удалось устроиться помощником кочегара на какое-нибудь судно… Да, но помощники кочегара тоже сплошь члены профсоюза, и в их корпорацию так, за здорово живешь, не попасть. Оказывается, весь мир организован. Каждая страна понемногу надстраивает стены своих границ. –Мне пришлось здесь натурализоваться,– признался мне в конце концов Милле.– Да, такие дела! Теперь я новозеландец, да к тому же еще и баптист. Потом он спросил: –Куда вы отсюда? –В Нидерландскую Индию, потом – Коломбо, Бомбей и Франция… –Не хотите нанять меня лакеем, бесплатно? Оставите меня потом, где захотите… Не такой уж я неумеха… Могу сбить любой коктейль… Он усмехнулся – ему было жалко себя. Мы пожали друг другу руки и расстались; унего не хватало духу продолжать разговор. Спустя три дня я вновь пересек тропики; опять пришлось извлечь из чемоданов белые костюмы и шорты. …И я опять вздохнул с облегчением, точь-в-точь как недавно, когда доставал шерстяной костюм и пальто… Мне не терпелось увидеть на первом же острове вместо корректного члена профсоюза, восседавшего за рычагами автокара, загорелых полуголых туземцев, которые будут кричать и ссориться из-за моего багажа. Человек, отказавшийся быть судьей Быть может, меня уличат в пессимизме и намекнут, что ждали от меня случаев посмешней. С удовольствием! Между прочим, случаи, о которых я рассказываю, на самом деле достаточно смешны. Только вот конец у них отнюдь не смешной. Взять, к примеру, приключения человека, которого я назову Шоле… В те времена, когда Париж жил на широкую ногу и все можно было купить, Шоле был элегантным молодым человеком и сорил деньгами. Помните милейшего Ги Давена, который ради того, чтобы иметь возможность по-прежнему прожигать жизнь на Монпарнасе, убил какого-то англичанина и сбросил его с моста в Сену? |