Книга Две вечности. Асфиксия, страница 65 – Ананке Кейрин, Вакари

Хорошие мальчики любят физические упражнения и делают зарядку.

Хорошие мальчики умываются по утрам и чистят зубы после еды.

Хорошие мальчики всегда приветливы, воспитаны, вежливы и у них много друзей.

Хорошие мальчики никогда не ссорятся со своими друзьями и не вызывают конфликты.

Хорошие мальчики никогда не ввязываются в драки и решают проблемы культурным диалогом.

Хорошие мальчики получают высокие оценки, и их любят учителя.

Хорошие мальчики аккуратны и носят только чистую одежду.

Хорошие мальчики не разбрасывают игрушки, их вещи всегда лежат на своих местах.

Хорошие мальчики смотрят много познавательных программ и любят читать книги, которые советует им мама.

Хорошие мальчики никогда не шумят и ничего не ломают.

Хорошие мальчики всегда помогают по дому.

Список качеств хороших мальчиков был бесконечен.

Конечно, мы с Оди старались ему следовать, мы очень хотели быть хорошими детьми. Не знаю, замечала ли мама наши старания. Из-за работы и увеличившихся без Джун хлопот по дому она стала очень рассеянной. Могла подолгу стоять перед раковиной, сжимая в руке намыленную тарелку, и смотреть в видимую только ей точку в пространстве. Всё это время вода из крана бесконечно лилась, заполняя мамино сознание повторяющимся мерным шумом.

Приходя в себя, мама откладывала тарелку и, так и не выключив воду, уходила к себе в комнату, где запиралась на ключ и предавалась рыданиям – смеси надрывных воплей и пронзительных завываний. Нам с братом приходилось доделывать за неё работу.

А потом Оди вдруг заболел. Мой единственный оставшийся в живых старший брат слёг с ужасным жаром, не мог встать с постели и частенько бредил. Я никогда прежде не видел такой страшной болезни.

Оди был красным, как помидор, и на его лбу постоянно блестел пот. Иногда его тошнило, после чего он плакал от боли и отчаяния. На него было страшно смотреть.

–Мам, ты дашь Оди таблетку?– спросил я.

Но на этот раз она почему-то отказалась помогать. Хотя, как раз не «почему-то». По одной единственной логичной причине.

–Ты думал о чём-то плохом, да?– мурлыкала мама, нависая над кроватью сына.– Поэтому заболел. Ты должен быть на моей стороне, Оди. Оставайся рядом со мной. Тогда всё будет хорошо.

Благодаря длинным лекциям на тему хороших-плохих мальчиков я достаточно быстро сообразил, к чему клонит мама. Если Оди заболел, значит, в чём-то провинился. Если Оди умрёт, это докажет его вину, и никакие лекарства не помогут, потому что наказание придёт так или иначе, независимо от стараний и количества выпитых таблеток. Но если он поправится, значит, и правда хороший мальчик.

До сих пор не знаю, что тогда натворил Оди; он всегда был тихим, скрытным, неразговорчивым. По-моему, он мог сделать всё что угодно, пока никто не видит. Не думаю, что он убил кого-то, как Флинн, но список провинностей достаточно велик, чтобы выбрать пару-тройку на любой вкус.

Возможно, дело было в его нелюдимости; Оди не хотел заводить много друзей. А ведь мама предупреждала, что хорошие мальчики должны уметь находить со всеми общий язык и быть дружелюбными.

–Неужели и ты от меня отворачиваешься?– в отчаянии вопрошала мама.– Не хочешь быть со мной?

Оди не отвечал.

–Вот как. Я понимаю. Ты сделал выбор.

Оди тоже умер. Нас с мамой это не сильно удивило.

Всё-таки, если бы Оди был невиновен, он бы не страдал так сильно. Его мучения встретили логичный и закономерный конец.

Вот и всё. Наше некогда большое семейство было практически стёрто с лица земли. Ещё недавно мы жили с папой, у меня было два старших брата и Джун, а теперь я оставался один с мамой в огромном пустом доме.

У меня была только мама. А у неё теперь был только я.

Мамино внимание целиком и полностью сосредоточилось на единственном выжившем сыне, моё существование стало для неё главной целью и смыслом жизни. Честно говоря, она меня немного пугала. Каждую ночь я спал вместе с ней, но чаще всего эти ночи не приносили отдыха.

Потому что мама боялась. Что, если я умру, пока она спит? Что, если я уже умер?

Однажды ночью, когда я мирно спал, утопая в мягких одеялах, что-то едва ощутимо коснулось моих век. Не понимая, что происходит, я проснулся, но не спешил открывать глаза и прислушался. Ночную тишину прервало громкое дыхание мамы; привычный и успокаивающий звук. Но тогда я почему-то испугался.

Мама дышала обрывисто, часто, в её горле что-то хрипело. Я снова ощутил на веках робкое прикосновение.

Может, это и не мама вовсе, а ужасный монстр, поедающий глаза непослушных детей? Я запаниковал, но продолжал лежать, ожидая, что же случится дальше.

«Монстры не должны есть хороших мальчиков!»– убеждал я себя.

–Джошени…

И вновь прикосновение к веку, на этот раз более уверенное, смелое.

–Джошени? Ты…

Что-то потянуло мои веки в разные стороны, обнажая глазное яблоко. Как бы я ни хотел зажмуриться, мне предстояло встретиться лицом к лицу с чудовищем.

Я быстро отвёл взгляд, но неведомая сила заставила меня посмотреть наверх. Туда, где нависла чёрная фигура. У неё были длинные спутанные волосы, и только одна-единственная прядь отливала сединой в лунном свете. Лица не было видно, но на тёмном овале горел демоническим огнём единственный глаз, испещрённый сеткой лопнувших сосудов.

–Джошени. Ты спишь? Ты ведь ещё жив?

От страха я и правда был ни жив ни мёртв. Мой насильно открытый глаз в панике заметался.

–Ты живой? Видишь меня? Видишь?

–Д-да…

Тотчас же мои веки оказались свободны, а мама как ни в чём не бывало улеглась на подушку. Она удостоверилась, что её драгоценный сын жив, и со спокойной совестью продолжила спать.

К несчастью, она могла просыпаться и устраивать проверки по несколько раз за ночь.

Какое-то время я пытался прятаться под одеялом, закрываясь с головой так, словно воздух извне был способен причинить вред, и, если бы хоть миллиметр кожи оказался вне защиты плотной ткани, я бы испытал невыносимую боль.

Но одеяло на поверку оказалось плохим убежищем. Лёжа на боку, вдыхая с простыней запах маминых духов, я не спал, а внимательно вглядывался в темноту, представляя, что та хранит в себе какое-то драгоценное сокровище.

Я ждал. Прислушивался. Старался задерживать дыхание, надеясь, что мама меня не найдет. Разумеется, она меня находила.

–Ты спишь? Спишь?– шептали потрескавшиеся губы.– Ты ещё жив? Жив?

Всё это было очень странно и страшно, но со временем я даже привык. Чего плохого в том, что мать беспокоится за сына? Вот именно, ничего.