Книга Найди, страница 94 – Фэя Моран

В очередной раз задыхаюсь от вида его красивого профиля. И в очередной раз задаюсь вопросом: как человек может быть так идеален внешне? Так красив, что вызывает желание откинуть все дела на потом и потратить часы на его разглядывание.

— В честь моего желания тебя порадовать, — усмехается он.

— А ты уже выздоровел?

Гай кратко смеётся, и этот звук проникает в самое моё сердце.

— Я надеюсь, это вопрос без подвоха, — говорит он.

— В смысле?

— Ты ведь просто интересуешься моим здоровьем, а не подводишь разговор снова на сторону своих желаний, правильно?

До меня сразу доходит смысл его слов. И я даже смущаюсь, хотя, как мне казалось раньше, я уже разучилась смущаться рядом с ним.

— Нет... — отрицательно качаю я головой. — Ну... разве что чуть-чуть.

— Была бы моя воля, я бы удовлетворил тебя прямо на заднем сиденье этой машины, — вдруг говорит Гай. У меня поджимаются колени от пролетевших в голове сцен. — Но первый раз девушки должен быть особенным и нежным, так что машина выходит из списка желаемых мной мест.

— Но особенным и нежным можно быть и в машине, — произношу я настолько тихо, что даже думаю: вряд ли он слышал.

Но он слышал.

Гай усмехается, протянув ладонь и гладя мои волосы. При этом он не перестаёт следить за дорогой.

— Всё будет, моя Роза. Когда настанет время.

Мне почему-то не нравится слышать фразу «Когда настанет время». Она будто подразумевает под собой то, что это время может настать через сотни лет и веков.

А потом я вдруг начинаю задумываться о странных предположениях.

Прочистив горло, я набираюсь смелости и решаюсь спросить:

— Ты не хочешь близости со мной из-за Алексис?

У Гая сжимаются на руле руки. Костяшки пальцев белеют так, что серебряные кольца на их фоне больше походят на фольгу.

— О чём ты? — спрашивает он.

— Ты не из тех, кто спит с кем попало, да? И, может, ты не хочешь касаться меня, как это полагается, потому что ещё во мне не уверен? А может ты меня и не хочешь вовсе?

— Откуда такие глупые мысли, Каталина?

— По-моему, не глупые... Ты ведь... ты даже не позволяешь мне касаться тебя. Ты предпочитаешь самому управлять процессом и при этом не позволять мне как-то действовать в ответ. Ты даже стараешься лишний раз не показываться мне без верха. Спишь в одежде, если оказываешься рядом со мной. Что это может значить?

Он вздыхает, и этот звук я принимаю за поражение. Будто бы он сдаётся. Будто бы я оказалась права.

— Это значит только то, что я люблю доставлять удовольствие тебе, а не упиваться наслаждением сам, — наконец отвечает Гай. — Только и всего.

— А если я хочу, чтобы приятно было и тебе?

— Мне и так приятно. Приятно видеть, как приятно тебе.

Я цокаю, а потом смеюсь.

— Ты мне не веришь? — спрашивает Гай.

Наверное, я просто спятила, раз думаю об одном и том же при виде него. О да, один лишь его вид и факт того, что он мой, заставляют меня много фантазировать, и фантазии эти хочется поскорее перевести в реальность.

Я не отвечаю.

— Каталина, — жёстко выдаёт Гай. — Я ведь могу и наказать за игнорирование моих вопросов.

От неожиданности я сглатываю, округлив глаза и повернув голову в его сторону. Его очень радует моя реакция.

— Так тебе хочется этого? — выгибает он бровь. — Чтобы я был таким? Властным? Грубым?

— Я... — У меня всё внизу ноет, и я свожу ноги вместе, чтобы избавиться от этого чувства.

Боже ж ты мой... Кажется, мне и в самом деле нравится такое.

Мне не надо ничего отвечать, чтобы он понял всё по моему лицу.

— Ах вот как, — усмехается Гай, приоткрыв рот от удивления. — Так вот что тебя возбуждает.

— Прекрати, Гай. — Я прикрываю лицо от смущения и чувствую, как разгорячена моя кожа.

— Хорошо. Не стесняйся, милая. По крайней мере, не стесняйся хотя бы во время ужина. А затем мы уж придумаем, чем заняться.

Я вижу из окна, что мы подъезжаем к роскошному высокому зданию, исполненному в стиле барокко. Над широкими золотистыми дверьми висит витиеватая надпись на, кажется, французском языке.

— Французский? — интересуюсь я, пока мы выходим из машины.

— Да, — кивает Гай. — Решил накормить тебя изысканными блюдами. Поешь нисуаз[1] с тунцом, почти тоже самое, что и твой любимый тунцовый салат, но вкуснее.

— Хорошо, — смеюсь я.

Мы входим в фойе, и у стойки нас встречает хостес. Она приветливо улыбается, будто очень рада видеть нас.

— Добро пожаловать в наш ресторан, мистер Харкнесс, миссис Харкнесс! — выделяя наши имена, проговаривает она. Улыбка у неё белоснежная. В речи слышится явный французский акцент. — Где бы вы хотели сесть?

— Nous avons une table près de la fenêtre, — вдруг произносит Гай. — Près du silence, madame[2].

Я от неожиданности даже теряюсь, а вот девушка остаётся очень довольна, когда слышит, видно, свой родной язык, и улыбаясь ещё шире, отвечает:

— Suivez-moi, Monsieur[3].

Нас провожают в зал, устланный дорогим ковром и обставленный столиками и стульями, набитыми бархатом, с золотистыми ножками. В воздухе витает сладковатый аромат. Всё так и кричит об изысканности. Мы садимся за столик у широкого окна, завешенного роскошными шторами.

— Здравствуйте! Закажете что-то сейчас или вам нужно время подумать? — спрашивает подоспевшая официантка.

— Думаю, нам понадобится немного времени выбрать, — отвечает ей Гай.

— Хорошо! Как пожелаете! Я подойду через через несколько минут.

Девушка уходит, а я, всё ещё не отошедшая от удивления, сижу, уставившись на Гая, а потом наконец спрашиваю:

— Ты и на французском говоришь?

— Вообще я говорю на шести языках, в том числе и на испанском, — издаёт он смешок. Я вспоминаю, как однажды он перекинулся парой слов на испанском с моей мамой. — Но французский – мой второй родной язык. Моя мама всё же была француженкой, и она никогда не давала нам об этом забыть.

Я охаю, потому что факт того, что Гай, как оказалось, полиглот, да и к тому же француз наполовину, заставил меня обомлеть.

— Французский тебе так идёт, — говорю я, улыбаясь. — Ты звучишь очень... сексуально, когда говоришь на нём.

— Буду иметь ввиду, ma chérie[4], — смеётся он.

Официант подходит к нам спустя несколько минут, и мы делаем заказ. Цены в меню показались бы любому среднестатистическому человеку запредельно высокими, но мы с Гаем, выращенные в семьях, совсем не считавших денег, не обращаем никакого внимания.