Книга Лекарь Империи 2, страница 123 – Александр Лиманский, Сергей Карелин

Волков — ее родной дядя. Она часто бывает у него дома, помогает по хозяйству. Она умна и наблюдательна. Могла ли она не знать о его «маленьком бизнесе»? Могла ли не замечать странные встречи, левые ампулы, которые он мог хранить дома? Очень вряд ли. Скорее всего, она знала. Или, по крайней мере, догадывалась, но предпочитала закрывать на это глаза из-за родственных чувств и благодарности.

А это значило только одно. Когда Мышкин начнет свое расследование и возьмет Волкова, каток правосудия проедется и по ней. Ее, как минимум, затаскают по допросам как свидетельницу, а как максимум — могут обвинить в соучастии. И ее карьера, которой она так дорожила, будет уничтожена.

Я понял, что должен ее предупредить. Спасти. Вытащить из-под удара, даже если она сама этого не осознает. А единственный способ ее спасти — это заставить ее саму помочь следствию. Стать не соучастницей, а ключевым свидетелем.

Домой я вернулся далеко за полночь. В квартире было тихо. Вероника уже спала, свернувшись калачиком под одеялом. Я осторожно, чтобы не разбудить ее, разделся и лег рядом.

Она что-то пробормотала во сне и прижалась ко мне. Ее ровное, спокойное дыхание было единственным звуком в комнате.

Я обнял ее и закрыл глаза, но сон не шел. В голове крутились два плана. Один, предложенный Мышкиным, — дерзкий и рискованный. Другой, мой собственный, — изящный, но не совсем честный. И у меня были сутки, чтобы выбрать. Или придумать третий.

* * *

Машина следователя Мышкина стояла у служебного входа в больницу. Было около половины восьмого утра. Первые лучи солнца едва пробивались сквозь серую муромскую дымку.

В салоне автомобиля было тепло, пахло ее дорогими духами и его дешевым табаком. На заднем сиденье валялась пухлая папка с надписью «Совершенно Секретно».

Анна Витальевна Кобрук, Главный лекарь Центральной Муромской Больницы, поправляла безупречную, но слегка помятую юбку. Она щелкнула маленьким зеркальцем и принялась подкрашивать губы.

— И чего я каждый раз ведусь на твое «подвезу до работы»? — сказала она, не отрываясь от своего отражения. — Вся репутация насмарку.

Корнелий Фомич Мышкин с теплой улыбкой застегивал рубашку.

— А что может быть лучше, чем начать рабочий день с объятий любимой женщины?

Кобрук смерила его усталым, но нежным взглядом через зеркальце.

— Любимой? Корнелий, ты же вчера ужинал с той молоденькой следовательницей из вашего отдела. Блондинкой.

— Работа, дорогая, — Мышкин вздохнул. — Исключительно работа. Допрашивал по делу о поддельных лицензиях. Иногда мне кажется, что вся эта грязь никогда не закончится.

Он приоткрыл окно, и в салон ворвался прохладный утренний воздух.

Кобрук захлопнула зеркальце и повернулась к нему. Ее лицо снова стало серьезным.

— Кстати о работе. Твой план с Разумовским. Ты действительно хочешь в это ввязываться?

Мышкин кивнул, его лицо тоже стало серьезным.

— Аня, я должен. Я уже давно слежу за этой парочкой, Волковым и Сычевым. От них несет такой коррупционной гнилью, что у меня зубы сводит. Но они хитрые, как лисы, официально к ним не подкопаться. А этот парень, Разумовский… он наш единственный шанс вскрыть этот нарыв.

— Он идеалист, Корнелий, — тихо сказала Кобрук. — Такой же, как ты. Вы оба пытаетесь пробить лбом стену этой системы.