Книга Лекарь Империи 3, страница 55 – Александр Лиманский, Сергей Карелин

— Он все-таки отец. Плохой, пьющий, жестокий… но отец. Единственный, который у меня есть. И мама просила… Перед самой смертью взяла с меня обещание. Сказала: «Присмотри за ним, дочка. Не бросай его. Он на самом деле не злой. Он просто очень слабый».

Она криво усмехнулась.

— Вот я и присматриваю. По мере сил. Вытаскиваю из вытрезвителей, отправляю в клиники, выслушиваю пьяный бред.

Я протянул руку через стол и накрыл ее ладонь своей. Ее пальцы были ледяными.

— Ты очень хорошая дочь, Вероника.

Она покачала головой, и в ее глазах блеснули первые слезы.

— Нет. Хорошая дочь любила бы его, несмотря ни на что. Простила бы. А я… я просто выполняю долг. Исполняю обещание, данное маме.

— Иногда, — сказал я тихо, — долг — это и есть высшая форма любви.

— Это форма вины, Илья, — прошептала она. — Вины за то, что я не могу его любить. Вины за то, что когда он уехал, я испытала облегчение. Вины за то, что сейчас… — ее голос сорвался, — за то, что сейчас я жду, когда все это, наконец, кончится.

Слезы, которые она так долго сдерживала, наконец прорвались. Она закрыла лицо руками, и ее плечи затряслись в беззвучных рыданиях.

— Я ужасная дочь! Просто ужасный, отвратительный человек!

Я встал, обошел стол и, сев рядом, просто обнял ее.

— Нет. Ты не ужасная. Ты честная. Честная с самой собой. И не все обязаны любить своих родителей. Особенно тех, кто эту любовь не заслужил.

Она уткнулась мне в плечо и плакала. Долго, тихо, надрывно, выплакивая, наверное, все те годы обид, боли и сдерживаемых эмоций. А я просто сидел рядом, молча давая ей эту возможность. Иногда человеку нужно просто позволить быть слабым.

Наконец, она успокоилась. Отстранилась, вытерла глаза рукавом.

— Прости. Спасибо. Мне… мне стало немного легче.

Она посмотрела на меня, и в ее глазах было столько благодарности и тепла.

— Знаешь, я рада, что ты сейчас рядом. Ты единственный, кому я вообще смогла все это рассказать.

— Я всегда рядом.

Она грустно улыбнулась.

— Спасибо тебе. Сейчас мне это было очень нужно. Пойдем отсюда? Может, узнаем, что с папой?

В реанимации ничего не изменилось. Врач лишь устало покачал головой.

— Состояние критическое. Но стабильное. Можете идти отдыхать. Мы позвоним, если будут какие-то изменения.

Мы вышли из больницы на улицу, где уже сгущались вечерние сумерки.

— Что теперь? — тихо спросила Вероника.

— А теперь, — я решительно взял ее за руку, — мы идем готовиться к моему экзамену. У меня послезавтра судьбоносный день, и я намерен его встретить во всеоружии.

Она кивнула и даже слабо улыбнулась.

— Пойдем. Будем зубрить устав.

Молодец. Взяла себя в руки.

Мы вернулись в гостиницу, и остаток дня прошел в подготовке. Вероника, как и обещала, оказалась отличным репетитором. Она гоняла меня по самым каверзным пунктам Устава, устраивая настоящие мини-экзамены, пока у меня от всех этих параграфов и подпунктов не начинало рябить в глазах.

На следующий день мы снова съездили в больницу. Новости были неутешительными, но ожидаемыми. Состояние ее отца оставалось стабильно тяжелым, без какой-либо положительной динамики. Лекари лишь разводили руками. Мы пробыли там около часа, а потом снова вернулись в гостиницу и до поздней ночи зубрили.

Утром, когда я только проснулся, Вероника, уже одетая, подошла ко мне.