Книга Лекарь Империи 4, страница 107 – Сергей Карелин, Александр Лиманский

— Да вот, господин лекарь, что-то я совсем расклеился, — его голос был глухим, а речь — медленной, заторможенной. — Слабость, как будто ватный стал. Все говорят — «стекляшка», наверное, она…

Еще один. «Стекляшка» стала универсальным объяснением любого недомогания. Удобная отговорка и для пациентов, и для лекарей, которым лень копать глубже. Но все же, вид у него был нехороший.

— Что еще беспокоит? Температура есть?

— Да вроде есть… — он неопределенно махнул рукой. — Меня постоянно знобит. И в голове туман, соображаю плохо.

Я начал стандартный осмотр. Послушал легкие — чисто. Сердце — тоны глухие, ритм редкий, около пятидесяти ударов в минуту. Брадикардия. Уже интересно.

— Разденьтесь, пожалуйста, до пояса.

Когда он снял рубашку, я приложил стетоскоп к его груди и тут же нахмурился. Странно. Он жалуется на озноб и температуру, но кожа была ледяной. Не просто прохладной, а неестественно холодной, как у человека, который долго пролежал на морозе. И сухой, как пергамент. При лихорадке она должна быть горячей и влажной.

— Яна, измерьте-ка температуру.

Медсестра поднесла к его лбу магический термометр, который тут же пискнул. Она посмотрела на цифры и с удивлением протянула его мне. 35,4°C.

Гипотермия. Не жар. Значит, «озноб» — это не признак подъема температуры, а отчаянная, судорожная попытка организма согреться. Вся картина только что перевернулась с ног на голову. Это не инфекция. Это что-то системное.

Я взял неврологический молоточек и проверил коленный рефлекс. Нога дернулась, но как-то вяло, лениво. Замедленная фаза релаксации. Классический признак… тяжелого гипотиреоза? Возможно. Но чтобы в такой запущенной, терминальной стадии… Крайне редко.

— Встаньте, пожалуйста, с кушетки. Хочу проверить, как вы ходите.

Он медленно, с видимым усилием, начал подниматься. Его движения были такими, словно он двигался в густом киселе, как в замедленной съемке. Он встал, сделал один нетвердый шаг… и вдруг застыл на месте, как будто превратился в статую.

Его мышцы свело, но это была не судорога. Они просто напряглись и отказались расслабляться, сковав его в неестественной позе.

— А-а-а! — Яна издала короткий, испуганный вскрик, отшатнувшись к стене. — Леонид, что с вами? Припадок? Эпилепсия?

Нет, милая, это не припадок. Это куда интереснее.

Гипотермия, заторможенность, замедленные рефлексы, а теперь — миотония, мышечное оцепенение. Это предвестник полного метаболического коллапса.

Он не просто болен. Он умирает прямо здесь и сейчас, на моих глазах.

— Спокойно! — мой голос прозвучал резко и властно, разрезая сонную тишину кабинета. — Не трогайте его! Его сейчас самостоятельно «отпустит».

Миотонический спазм — мышцы не могут расслабиться после активного сокращения.

Это классический признак. Признак того, что его щитовидная железа почти полностью отказала. Весь его организм остался без топлива и перешел в режим глубокой спячки. И этот мышечный спазм — верный знак того, что он находится на грани комы.

Я аккуратно, но крепко подхватил Леонида под руки, не давая ему упасть, и помог снова опуститься на кушетку. Через несколько мучительно долгих секунд его напряженные, как камень, мышцы действительно начали медленно расслабляться, и он тяжело обмяк.