Онлайн книга «Лекарь Империи 4»
|
— Смотри-ка, двуногий, — прокомментировал Фырк, заглядывая мне через плечо. — Так, пациент Петров с гипертоническим кризом — в журнале есть, в базе есть. Сидорова с ОРВИ — есть и там, и там. А вот… Николаева с неясными болями в животе — нету! И Крылов с системными головокружениями — тоже пропал! Как интересно! Закономерность была очевидна. Все простые, понятные, «шаблонные» случаи Фролов аккуратно фиксировал. А вот все пациенты с неясными, «смазанными», потенциально сложными симптомами, требующими времени и глубокой диагностики, словно проваливались в черную дыру. Их не было ни в бумажном журнале, ни в электронной базе. Я медленно закрыл журнал и повернулся к Фролову. Тот стоял бледный, как полотно, и, кажется, даже перестал дышать. — Пойдем, поговорим. Мы вышли во внутренний двор больницы, подальше от любопытных ушей. — Максим, давай без вранья и отговорок, — я посмотрел ему прямо в глаза. — За последнюю неделю у тебя как минимум четыре «пропавших» пациента. Зацепин со склеродермией. Николаева с болями в животе. Крылов с головокружениями. И вот эта женщина с больной спиной. И все они — со сложными, неясными диагнозами. Он молчал, уставившись в трещины на асфальте. — Ты не забываешь их записывать, — продолжил я. — Ты делаешь это намеренно. Ты боишься. Ты панически боишься брать на себя ответственность за сложный случай. Боишься настолько, что готов рисковать жизнями людей, просто делая вид, что их никогда не было. Что с тобой случилось, Максим? Фролов долго молчал, глядя в растрескавшийся асфальт под ногами. Когда он наконец поднял голову, я увидел в его глазах такую беспросветную боль, что мне стало не по себе. — Год назад… — начал он глухим, безжизненным голосом. — мой отец начал жаловался на изжогу. И покашливал по ночам. Я… — он криво усмехнулся, — я тогда был таким самоуверенным идиотом. Молодой, перспективный специалист, последний год академии, весь из себя умный. Он замолчал, с трудом сглатывая ком в горле. — Я поставил ему ГЭРБ. Гастроэзофагеальную рефлюксную болезнь — кислота забрасывается в пищевод. Очевидный же диагноз, правда? Изжога, кашель… классика. Я выписал ему омепразол и сказал, что он может никуда не ходить. Даже на гастроскопию не настоял — зачем лишний раз мучить старика из-за такой ерунды? — О-о-о, — сочувственно протянул Фырк у меня в голове. — Кажется, я уже знаю, чем эта история закончилась… — Через три месяца ему стало совсем плохо, — продолжал Фролов, и его голос сорвался. — Мы повезли его в областную. Там и нашли. Рак пищевода, четвертая стадия, с метастазами везде. Если бы я тогда… если бы я отправил его на это дурацкое обследование сразу… может быть… Я молчал, давая ему выговориться до конца. — Он умер через два месяца, у меня на руках. А я… я с тех пор больше не могу, Илья. Каждый раз, когда ко мне приходит пациент с какими-то неясными, смазанными симптомами, я вижу перед собой отца. И меня охватывает ледяной ужас. А вдруг я опять ошибусь? Вдруг я снова что-то важное пропущу? — И поэтому ты их просто… не регистрируешь? Отправляешь домой? — тихо спросил я. — Я… я надеюсь, что они не послушают меня и пойдут к кому-то другому, — прошептал он. — К кому-то, кто умнее. Кто не пропустит… |