Книга Лекарь Империи 4, страница 61 – Сергей Карелин, Александр Лиманский

Кошка грациозно спрыгнула с подоконника. Но вместо того чтобы приземлиться на пол, она плавно расправила свои мерцающие крылья и бесшумно зависла в воздухе на уровне моих глаз.

— Шипа, — она сделала небольшой круг, с нескрываемым любопытством изучая меня. — Невероятно! Живой человек, который видит духов! Кто ты такой?

— Илья Разумовский, лекарь из Мурома. А ты дух этой больницы?

— Можно и так сказать, — Шипа, завершив свой облет, легко опустилась мне на плечо. В отличие от тяжеловесного Фырка, она была почти невесомой, как дуновение ветра. — Я здесь уже сто пятьдесят лет.

— У меня есть свой фамильяр в Муроме. Бурундук по имени Фырк.

— Бурундук? — в ее бархатном голосе прозвучало неприкрытое аристократическое презрение. — Как… мило.

Я усмехнулся про себя. Если Фырк был болтливым паникером и сплетником, то Шипа явно относилась к другому типу — сдержанная, немногословная, с явным чувством собственного превосходства.

Интересное знакомство.

— Мне нужно идти, — сказал я. — Пациент ждет.

— Я полечу с тобой, — тут же заявила она. — Слишком любопытно — живой человек, видящий духов, да еще и лекарь. Что ты будешь делать?

— Оперировать.

— Интересно, — она устроилась на моем плече поудобнее, обвив хвостом мою шею, как живой шарф. — Давно я не видела ничего занимательного.

Еще один фамильяр. Отлично.

Помощник в этой больнице мне точно не помешает. Правда, характер у этой, похоже, не сахар. Не то что болтливый Фырк.

Эта — аристократка, строптивая и с явным чувством собственного превосходства. К ней нужен другой подход. Осторожный.

Интересно, каков ее функционал? Умеет ли она то же, что и Фырк? Сканировать, находить патологии? Ладно. Давить не буду. Пускай сама показывает, на что способна. Время покажет.

Я догнал Артема и остальную процессию у дверей предоперационного блока, который вел в операционную.

Палата барона больше напоминала дорогой гостиничный люкс, чем больничное помещение. Просторная комната с высокими потолками, тяжелые бархатные шторы на окнах, мебель из темного резного дерева, на стенах — картины в массивных позолоченных рамах.

И посреди всей этой роскоши, как неуместное напоминание о хрупкости бытия, — современная медицинская кровать, окруженная целой батареей пищащих и мигающих мониторов.

Вокруг кровати роились люди в безупречно белых халатах, создавая ощущение бессильной, панической суеты.

Сам барон фон Штальберг лежал на высоких подушках.

Его обычно багровое, полнокровное лицо сейчас приобрело серовато-землистый оттенок и было покрыто мелкой, липкой испариной.

Дыхание было тяжелым, прерывистым, с отчетливо слышными на расстоянии влажными хрипами — классическая картина начинающегося отека легких.

Но глаза… глаза его были абсолютно ясными, полными упрямой, несгибаемой воли. Он не умирал. Он ждал.

Увидев меня, он слабо, одними уголками губ, улыбнулся.

— Разумовский… знал, что приедете…

— Этот почти отлетался, — раздался в моей голове холодный, как лед, голос Шипы. Она сидела на моем плече, невидимая для остальных. — От него пахнет страхом и озоном. Запах близкой грозы.

— Ваше сиятельство, — я подошел ближе, игнорируя суетящихся лекарей и бросив беглый взгляд на показатели мониторов. Цифры были ужасающими. — Как вы себя чувствуете?