Книга Стеклянный дом, страница 38 – Сара Пекканен

Я знаю, что сказал бы психотерапевт. Та, к которой я ходила, неоднократно повторяла: «Вы не можете защитить себя от потерь, Стелла. Это составляющая часть жизни человека».

Я посетила несколько сеансов, после того как мы с Марко разбежались.

Психотерапевт была примерно моего возраста, она встретила меня с приятной, дружелюбной улыбкой. Представилась как доктор Челси Шнайдерс и попросила называть ее по имени. Она вела прием у себя дома. На переднем дворике Челси я увидела несколько игрушечных собак. Может, поэтому я рассказала ей о Бинго. Или потому, что Бинго – первое мое воспоминание.

Отец принес щенка накануне Рождества и умудрился спрятать его в доме так, что я не догадывалась об этом чуде до самого утра. Мои детские воспоминания фрагментированы, как это обычно и бывает, но я помню болтающиеся уши щенка, до смешного длинный хвост и красную бабочку на шее. Он был маленький, серая шерстка казалась жесткой, но мне очень нравилось ее гладить. Ночью он спал, свернувшись калачиком у меня в ногах.

После смерти отца в доме остались только я, мама и Бинго. Затем мама начала пить. Потеряла работу, наш дом. На первой съемной квартире можно было жить с питомцами. Бинго ненавидел ее. Там странно пахло, и в доме не было детей моего возраста.

– Стелла, это Бинго ненавидел квартиру или вы? – спросила Челси.

Мы оба.

Но зря мы не ценили ту квартиру. Это было последнее место, где мы жили все вместе. Мама свела знакомство с парой, жившей выше этажом, и пропадала у них. Когда я возвращалась из школы, а мамы не было, я знала, где ее искать. В той квартире всегда толкался народ, играла музыка, стоял дым от сигарет и везде были разбросаны бутылки, от которых пахло кислятиной. Гости приходили и уходили в любое время дня и ночи.

Мама стала странно себя вести. Она много спала, слишком часто смеялась, не реагировала, когда я с ней разговаривала, редко принимала душ. Иногда она бралась за уборку квартиры, выскабливала кухонные шкафчики и отодвигала плиту, чтобы почистить за ней. Но чаще на кухне копились горы мусора и грязные тарелки заполоняли раковину и столешницы.

Мама часто плакала, гладила меня по голове, просила прощения, говорила, что она возьмет себя в руки и у нас снова будет дом с двориком для Бинго. Но трудно было в это поверить. Мне казалось, что прямо на глазах она постарела на двадцать лет. Моя мама раньше была такой красивой, с блестящими темными волосами и розовыми щеками. Теперь от нее остались кожа да кости, одежда висела на ней мешком.

Как-то раз днем мама уснула на диване и, похоже, начала мерзнуть. Я укрыла ее одеялом. Она проснулась, посмотрела на меня и моргнула; ее лицо вытянулось. Она подняла левую руку и взглянула на два золотых обручальных кольца, надетые на безымянный палец: снизу – кольцо отца, которое было ей великовато, сверху – свое.

«Сон был таким настоящим… Я думала, он вернулся, – зарыдала она. – Стелла, мне так его не хватает!»

Однажды вечером она пропала. Мы с Бинго лежали, прижавшись друг к другу, вздрагивая от странных звуков, раздававшихся в доме ночью.

Назавтра в полдень мама вернулась. Она где-то потеряла один шлепанец, и от нее плохо пахло. Я слышала, как она раздраженно рассказывала соседям, что ее продержали в камере.