Книга Рукопись антиквара, страница 61 – Наталья Николаевна Александрова

Очнулась я на руках у испуганной мачехи.

– Детка, что ты, что ты, очнись! – причитала она, и руки ее, державшие меня, сильно дрожали.

Увидев, что я открыла глаза, она просветлела лицом и заговорила непривычным для нее высоким срывающимся голосом:

– Ну вот, ну вот, все хорошо, это просто головка закружилась, это бывает у девочек… Сейчас чаю выпьешь, полежишь и все пройдет…

Голос ее, хоть не такой громкий, противно ввинчивался в мой мозг. Я сделала попытку сползти с ее колен, но ничего не вышло, была слишком слаба.

– Нужно тебя уложить. Эля! – крикнула она. – Эля, помоги мне!

Никто не явился на ее зов, потому что эта зараза Элька требовала, чтобы ее называли только Элеонорой и на другое имя просто не откликалась. Вероника Аркадьевна вспомнила про это и заорала истошно, чтобы Элька немедленно шла на кухню.

И снова никто не явился, тогда она выругалась вполголоса и потащила меня буквально волоком, у меня хватило силы только на то, чтобы перебирать ногами.

Наша комната была ближе всех, так что Вероника Аркадьевна с трудом подняла меня и буквально бросила на кровать. Я, конечно, была худой и небольшого роста, но все же девочка двенадцати лет что-то весит.

Элька тихо сидела за своим секретером, вроде бы делая уроки, но мама прекрасно знала свою дочурку и тут же заподозрила неладное.

У этой идиотки даже не хватило ума спрятать папку. Вероника Аркадьевна увидела клочки фотографий и все поняла. Я рванулась из ее рук, но она держала крепко.

– Леночка, дорогая, мы все восстановим, мы склеим… – бормотала она, и я даже не удивилась, что она говорит так ласково, чего раньше никогда не было.

Я затихла, уткнувшись в ее обширный бюст.

– Эля, как ты могла? – заговорила Вероника Аркадьевна поверх моей головы. – Как ты посмела? Ты что, не понимаешь, что эти снимки единственное, что осталось у нее от матери?

Вот интересно, она что, полная дура? Она что, не понимает, что Элька разрезала фотки именно поэтому, чтобы отнять у меня самое дорогое.

Тут я улучила момент, когда Вероника ослабила хватку и вырвалась.

– Лена! – сказала она громко. – Мне так стыдно за мою дочь! Я прошу за нее прощения! И… – тут она увидела мое лицо и осеклась, а я подумала, что если она не заткнется, то я запущу в нее вон тем толстым словарем Даля, я взяла его из кабинета деда.

Вероника Аркадьевна скорбно рассматривала обрывки фотографий. Я молча взяла у нее из рук папку и убрала ее в ящик стола. Потом пошла в ванную, потому что мне хотелось вымыться после ее рук.

– Лена! – Она побежала за мной и перехватила у двери. – Пожалуйста, не говори отцу! Он очень болен, если он расстроится, ему будет плохо. Пожалуйста! Я обещаю, что больше такого не повторится!

Я уставилась на нее в удивлении: разумеется, не повторится, больше у меня ничего нет такого, чтобы так меня довести. Ее доченька сделала все, что могла.

Вероника отвела глаза, и я надолго закрылась в ванной.

Тогда кончился следующий этап моего детства.

С тех пор я стала другим человеком. С Элькой мы не разговаривали. Поначалу она пыталась шипеть, говорить гадости, мелко пакостить, я не реагировала, причем не делала вид, а по-настоящему. Понемногу до нее дошло, что если даже она изрежет все мои платья или подсунет в ранец кошачье дерьмо, меня это не будет волновать.