Книга Жемчуг королевской судьбы. Кубок скифской царицы, страница 25 – Анна Зоркая

Об институте пришлось забыть. Эдик устроился продавцом в мебельный магазин, где неожиданно для самого себя сообразил, что неплохо разбирается в дизайне. Красавец продавец-консультант легко уговаривал покупателей на серьезные траты, оставляя на клочке бумаги наброски плана их квартиры в будущем ‒ если они, конечно, решат приобрести это кресло стоимостью триста тысяч рублей или вон ту тумбочку за пятьдесят тысяч.

– Вы не пожалеете, – с томной ноткой в голосе произносил он, опуская при этом длинные черные ресницы, уговаривая и гипнотизируя одновременно. – Если что-то пойдет не так, то вернуть товар всегда можно. Но мне кажется, что это будет не ваша история.

Начальству все это не понравилось, несмотря на то что некоторые клиенты, заходя в магазин, уже искали только Эдика, игнорируя предложения других продавцов помочь и проконсультировать.

Почувствовал злую силу и сам Эдик, после чего решил свалить из продаж и уволился одним днем.

Неделю после этого он провел дома, ложась в три ночи, просыпаясь в три часа дня, а в промежутке проводя в интернете кучу времени в поисках нового источника заработка. О получении высшего образования он больше и не мечтал ‒ ему остро были нужны деньги, а учиться, говорят, никогда не поздно.

Свой двадцать восьмой день рождения Эдик справлял один. На дворе стоял одна тысяча девятьсот девяносто восьмой год со всеми перестроечными последствиями. Эдик в тот день собирался хорошенько напиться по такому поводу, как собственное появление на свет.

С утра у него все валилось из рук, как, впрочем, и всегда. Настроение в эту дату он себе поднять даже не пытался ‒ лица родителей так и стояли перед глазами, а в душе жгла костры старая обида.

Уже вечером, в поисках улетевшей при падении под батарею центрального отопления зажигалки, Эдик решил воспользоваться освещенным экраном мобильного телефона, чтобы хоть что-то рассмотреть в темном углу комнаты. Зажигалка обнаружилась сразу, но нашлось кое-что еще: между стеной и батареей тускло блеснуло что-то металлическое. Что-то, о чем Эдик и не знал.

Этим «чем-то» оказалась плоская металлическая коробка из-под швейцарского шоколада размером с ладонь.

Вынуть ее оказалось делом непростым, и Эдик использовал для этого гибкую пластиковую линейку, при помощи которой и заставил коробку выдвинуться из укрытия ровно настолько, чтобы ухватиться за нее пальцами.

Такие плоские подарочные упаковки были ему хорошо знакомы. Он помнил их: в детстве ему такие дарили несколько раз, он всегда тут же открывал их и мигом съедал спрятанный под выдвижной рельефной крышкой шоколад.

С замиранием сердца уже взрослый Эдик сдвинул крышку с места и увидел сложенный в несколько раз тетрадный лист.

Это было письмо от матери, написанное, видимо, незадолго до того, как они с отцом решили бежать из страны. В нем она называла Эдика «сыночком» и объясняла причину их с отцом побега. Страшная тайна, о которой она писала, уже и тайной не была – спасибо тому самому гэбисту, появившемуся на пороге дома семейства Кумарчи в день рождения Эдика. Но теперь с Эдиком «говорила» его мать. Она просила прощения. Она оправдывалась. Она наверняка плакала, когда писала это прощальное письмо.