Книга Нефритовая лошадь Пржевальского, страница 38 – Людмила Горелик

Озеро Лоб-нор оказалось болотом! Они дошли тогда до реки Кончедарьи – данника Лоб-нора. Вышли на город Карашар. В него Пржевальского не пустили. Двадцать лет назад здесь отрубили голову немецкому ученому, тоже исследователю Азии, пробравшемуся сюда тайно. Что ж, город отряду Пржевальского не очень и нужен – обойдут. Однако правитель этого края Якуб-бек назойливо предлагал (и прислал, несмотря на вежливые возражения!) охрану. Вскоре стало очевидным, что за экспедицией под видом охраны установлен надзор. Присланные Якуб-беком проводники повели кружным и наиболее тяжелым путем. Несмотря на препятствия, вышли к реке Тарим, впадающей в Лоб-нор. Когда прошли вдоль всей реки – узкой, мутной, извилистой, с почти не заселенными скудной растительностью берегами, выяснилось, что Тарим не впадает в Лоб-нор, а образует его! Обессиленный неравной борьбой с песками и жарой, Тарим здесь разливался по песку ручейками, образуя то ли озеро, то ли болото… Фантастика – это вязкое болото и был долгожданный Лоб-нор!

Полковник опять прислушался к оратору. Говорил уже Александр Федорович Бартоломей, управляющий Смоленско-Витебским управлением государственных имуществ. Значит, он пропустил момент, когда можно было (между речами) перехватить еды. Есть, однако, хотелось. Он позволил себе глоток французского белого вина из стоящего перед ним бокала. Рядом находилась тарелка с холодной котлетой из севрюжины, соус с трюфелями… Но закусывать теперь было рано – пусть Бартоломей договорит. Еще ответить потом надо будет… Да много ли выступающих? Пржевальский прислушался:

«…связь между ним и его соотечественниками никогда не прерывалась, потому что была основана на одних чувствах: любви и привязанности к родному краю. Здесь, в Смоленском уезде, в сельце Отрадном Николай Михайлович впервые начал любить и познавать природу; с детства под руководством покойной матери и старушки няни известный теперь всему ученому миру натуралист впервые…»

Матушки уже нет… Она не дождалась его из путешествия к Лоб-нору. Как предчувствовала! Все говорила тогда перед отъездом, как хорошо было б жить в своем имении – неужели ему нравится в грязи, в поту, в отрепьях идти и в жару, и в холод, спать на земле, пить и есть из жестяной кружки эту ужасную дзамбу с бараньим жиром… «Вон, Пыльцов остается, и молодец!» – вздыхала матушка… Видно, предчувствовала она тогда, что больше сына не увидит! Пыльцов, женившийся на сводной сестре Пржевальского Шурочке, уже шесть лет живет в Отрадном. Кажется, впрочем, он не слишком счастлив… Пржевальский усмехнулся: из всех женщин только его покойная матушка да няня, пока, слава богу, находящаяся при нем, достойны настоящей, глубокой любви! А Шурочку, сестру, жаль… Как и Пыльцова, впрочем!

Он взглянул на отца Шурочки, своего отчима, второго мужа матери, члена земской управы Ивана Демьяновича Толпыго. Тот тоже был среди приглашенных, сидел рядом с зятем и, кажется, слушал речь Бартоломея внимательно. А Пржевальский опять задумался.