Книга Золотой камертон Чайковского, страница 39 – Юлия Алейникова

Перед Ларисой Валентиновной замелькали другие картины. Вот она подносит Гудковскому отравленный суп, он съедает несколько ложек. Ему становится плохо, он просит открыть окно, продолжает есть, потом он начинает задыхаться, конечности его дергаются, как у той крысы, что показывала ей Луша, глаза закатываются. Он хрипит, просит о помощи, а Лариса стоит над ним, холодно глядя, как умирает в муках убийца ее Модеста.

– Нет! – Лариса Валентиновна вскочила с места. – Нет! Я не смогу! Не смогу смотреть, как он умирает, не смогу подать ему отравленную еду! Я просто тряпка, – зарыдала, опуская руки, Лариса Валентиновна.

– Вот и правильно, вот и слава богу, чего ради этого гада душу свою губить, – с облегчением приговаривала Луша, гладя Ларису Валентиновну по голове. Я бы его, гада, и сама придушить хотела, да разве смогу?

– Я безвольная, слабая, бесхребетная интеллигентка. Никчемная прожигательница жизни, большую часть своего существования просидевшая за спинами у мужчин, сначала у мужа, потом у Гудковского, – рыдала Лариса Валентиновна, упав на стул. – И не за спиной, а на шее. Даже сейчас, когда я пошла все же работать, жалованья хватает лишь на чулки, косметику и кое-какие мелочи.

Луша не мешала ей плакать, а стояла молча, прижав ее голову к себе, гладя как маленькую, давая выйти боли, обидам, горечи, накопившимся в душе. Луша любила их – Ларису, Лизу, Илью. Они были частью Модеста Петровича, его плотью, кровью, его продолжением, они были ее семьей. Не сложилось у Луши бабьего счастья, не выпало, что делать? Бывает. Зато у нее был Модест Петрович, добрый, умный, красивый, как королевич из сказки, кто Луша перед ним? Никто, она и сама это все понимала, а потому никогда и ни на что не надеялась, просто любила. Сперва его, потом Зиночку и их ребенка, горевала, что не уберегла, потом появилась Лариса Валентиновна, молодая, красивая, Луша приняла ее настороженно, но когда поняла, что та мужа любит всей душой, всем сердцем, приняла и ее, а уж Лизу с Ильей как своих нянчила. Вся ее жизнь в них, вздыхала Луша, продолжая гладить по голове Ларису Валентиновну.

Да и что у нее за работа, всхлипывала Лариса Валентиновна, уткнувшись в мягкий теплый Лушин бок. Читать вступительное слово перед началом тематических вечеров в филармонии? Готовить программы для детей и юношества? Полуконферансье? Полумузыковед? Жалкая содержанка! Надо прогнать Гудковского, прогнать навсегда! Немедленно, как только он вернется из командировки, и пусть судьба его накажет, пусть покарает его бог. А она не может убить потому, что человек, а не чудовище, вот и все. Не может. Она не такая, как он!

Луша ушла, а Лариса Валентиновна осталась в одиночестве, и хотя она уже приняла единственно верное решение, не переставала мучиться. Она постоянно видела перед собой то Модеста, то Анатолия, они обнимали ее, целовали, то она видела мертвого Модеста, лежащего в гробу, он открывал глаза и смотрел на нее с мягкой укоризненной улыбкой на губах.