Книга Сокровища Петра Первого, страница 6 – Виктория Лисовская

— И что? — вглядываясь в изображение, спросила Дарья.

Это, несомненно, был зал выставки, тот самый зал, где пару минут назад она наблюдала пустые рамы. Сейчас картины были на своих местах. Причем зал скрывался в полутьме, сами картины разглядеть было сложно.

— Что это значит? Картины на своих местах? — спросила следователь.

— Именно. Причем это же видео крутилось и в тот момент, когда проходило ограбление.

— То есть ты хочешь сказать, что охранники видели эту картинку и были уверены, что все на месте?! — удивленно заключила Безбрежная.

— Ага! — подошел к ним Сидорчук. — Мы смотрели на мониторе, но, как вы видите, в зале все спокойно.

— И вы ничего странного не заметили? Как и кто вам это кино настроил? — озабоченно спросила Дарья.

— В том-то и дело, что не заметили. У нас по инструкции каждые три часа обход. В два ночи все было нормально, в пять картин уже не было.

— А как им это кино подключили, я сейчас и разбираюсь, — ответил Зотов. — Так что мне не мешайте, я работаю. — Он снова защелкал клавишами ноута.

— А сигнализация? Каждая картина же должна быть защищена? — снова спросила Дарья.

— А они и защищены были… — ответил Зотов. — Но кто-то тихонечко все отключил, так что, гражданка следователь, не мешайте, все в отчете напишу, — он демонстративно вернулся к своей работе.

Дарья задумчиво кусала колпачок ручки и возле слова «сигнализация» вывела в блокноте два жирных вопросительных знака.

На маленьком острове Иудеев в центре Парижа вовсю шли приготовления к казни. Уже была поставлена деревянная площадка для казни, вбит столб для приговоренного, принесены большие охапки соломы для костра.

— Ох, и жарко будет сегодня, соседка, — худая остроносая дама кивнула пухленькой девушке в большой широкополой шляпе.

— И поделом им, отродьям Сатаны, — пухлощекая боязливо перекрестилась. — Поговаривают, эти нечестивцы, тамплиеры, вовсю издевались над святым распятием, плевали на иконы, ужас какой… и даже, — девушка понизила голос и боязливо взглянула на свою соседку, — они поклонялись… ну… этому… Рогатому… — последнее слово было произнесено шепотом.

— Рогатому? Дьяволу? Самому настоящему? — ахнула худая. — Не может быть! — всплеснула она руками.

— Конечно, не может, — влез в разговор двух соседок толстый лавочник в перемазанном мукой переднике. — Не может, потому что они Дьяволу не поклонялись. Глупости все это. Глупости и чепуха! Брешут люди!

— Не Дьяволу, а Бафомету, — вспомнила наконец-то имя дама в шляпке. — Но он тоже рогатый.

— Рогатый! — передразнил ее лавочник. — Наговаривают все на них, на рыцарей! — сообщил он, понизив голос.

— Не наговаривают! Они во всем признались, во всех своих преступлениях против Господа Бога нашего! — величественно и надменно ответила остроносая.

— За семь лет пыток и не в таком можно признаться! Умеют парижские палачи признания выбивать! — не согласился с ней лавочник. — А Магистр за семь лет ни в чем не сознался, и всячески отказывается от всех обвинений.

— Так, суд короля уже осудил его! Все равно! А вы, сеньор Жульбур, что-то слишком сочувствуете рыцарям! — подозрительно прищурилась пухленькая. — Может, вы тоже один из ордена?! — ахнула девушка и приложила руки к пылающим щеках.

Лавочник насупился и сквозь зубы прошипел проклятия.