Книга Жемчужина Тамерлана, страница 37 – Ольга Баскова

Тимур, вскочивший на своего вороного, стукнул его ногами по бокам, издал боевой клич и, подняв саблю, первым бросился на врага. Засвистели стрелы, камни. Воины Ильяса-Ходжи опомнились слишком поздно, когда несколько тел уже обагрили кровью горячую степную землю. Пение сабли Тимура слилось с криками раненых, боем барабанов и ржанием коней. Враги с ужасом разбегались от него, как от шайтана.

Хусейн храбро сражался в самой гуще, нанося удары направо и налево. Краем глаза он заметил, как здоровый монгол в полосатом кафтане целится в Тимура, хотел крикнуть об этом сыну Тарагая, но остановил себя.

Эмир подумал, что, если этому воину повезет, его так называемый брат никогда не станет ему поперек дороги.

Монгол прищурился и натянул тетиву. А через секунду каленая стрела полетела в Тимура и ударила его в колено. Что ни говори, а монголы стрелять умели…

Эмир закричал, и Хусейну показалось, что содрогнулась земля. Сын Тарагая упал с коня, держась за раздробленное колено, чувствуя, как от крови намокают шаровары. К нему тут же подскочил второй монгол, покосился на чудо-саблю, которую от страшной боли Тимур выпустил из рук, и замахнулся, занеся меч над его головой.

В последнюю минуту страдавший от боли эмир заметил его, поднял руку, желая защититься, монгол рубанул четко, по пальцам, и снова поднял меч, целясь в голову. К счастью, это увидел верный Батар и срубил его страшным ударом, а потом помог Тимуру подняться.

Лицо эмира было искажено от боли, кровь пачкала кафтан. Он едва раскрыл полуслепые от страдания глаза и кивком поблагодарил своего нукера. К ним подскочили еще несколько всадников и, загораживая Тимура корпусами лошадей, дали возможность Батару увести своего предводителя к телегам. А там, на телеге, распластавшись на рогоже, эмир взвыл, как раненый волк, и от боли, и от бессилия. Он уже не видел, как его воины гнали врагов, как те бежали в панике, сознавая бесполезность дальнейшей битвы. Боль поглотила все его существо, закрыла глаза черной пеленой.

Несколько нукеров суетились возле эмира, стараясь остановить кровь. Вскоре подъехал бек Мансур, радостный, черный от пыли.

– Мы прогнали нашего врага, – сообщил он Тимуру, который, скрючившись, лежал на шкурах. – Наши степи будут чисты.

Сын Тарагая попытался улыбнуться, но вместо улыбки получилась страдальческая гримаса. Он узнал, что за остатками войска Ильяса-Ходжи поскакали солдаты Хусейна, чтобы отогнать их как можно дальше.

Сам брат, сделав скорбное лицо и стараясь не выказать радости, подошел к раненому родственнику.

– Что случилось, Тимур?

– Ужасные раны, – буркнул Батар, не покидавший своего предводителя. – Разве ты не видишь?

Хусейн улыбнулся в бороду. Он подумал, что Тимур больше ему не соперник.

– Мы довезем тебя до ближайшего города, – распорядился родственник, – и позовем лучших врачей. Клянусь Аллахом, я сделаю все для твоего выздоровления.

Хусейн говорил очень убедительно, и воины стали седлать лошадей. Тимур лежал не шевелясь, не в силах вымолвить слово.

Вскоре немногочисленный отряд, совершив погребальный обряд и погрузив на повозки оставшиеся ценные вещи и тех раненых бойцов, которых еще можно было спасти, тронулся, увозя своего изувеченного господина.

Черноморск, наши дни

Геннадий жил недалеко от отделения. Он довез коллег до работы, припарковал машину и отправился домой.

Теплый весенний дождик внезапно обрушился на него, приглаживая взлохмаченные волосы, и он, улыбнувшись, посмотрел на небо. Хорошо, что небеса наконец разверзлись. Может быть, дождь вернет жизнь высохшим прудам и рекам – апрель был на редкость жарким.