Книга Жемчужина Тамерлана, страница 40 – Ольга Баскова

– Тимур, люди будут ценить тебя не только за воинскую доблесть, но и за мудрость. Так прояви ее сейчас. Догадайся, кого тебе следует опасаться в первую очередь.

Будущий властелин мира поглядел на нищего.

– Клянусь Аллахом, я подумаю.

– Прощай, Тимур.

Нахальный солнечный луч снова брызнул светом в глаза. Сын Тарагая зажмурился, а когда открыл их, дервиша рядом не было. Эмир помотал головой, словно отгоняя наваждение, и захромал домой. Слова нищего пролились на душу живительным бальзамом.

«Нужно завтра же приказать строить в Кеше дома и мечеть, – подумал он, – все новое и красивое, не хуже, чем в Самарканде. Если жителю Кеша суждено владеть миром, пусть и его родной город будет одним из первых».

Черноморск, наши дни

Ювелир Юлий Ефимович Гройсман обитал в трехкомнатной квартире в самом центре Черноморска. Он предложил Волошину чаю, и Геннадий не отказался. Яичница почему-то вызвала изжогу, страшно хотелось пить. К тому же в квартире Гройсмана, с наглухо закрытыми окнами, несмотря на прохладный майский день, было очень жарко.

В ожидании живительного напитка майор с удивлением осматривал старые зеленые с желтизной обои, допотопную мебель и выцветшие на солнце гардины. Ему приходилось бывать в квартирах других ювелиров, и ни у кого он не видел такой почти кричащей бедности. А ведь, судя по отзывам, Гройсман был довольно известным в своих кругах. Как же объяснить такую обстановку? Для отвода глаз, чтобы не зарились грабители?

– Спешу, спешу, – надтреснутый голос ювелира прервал его размышления.

Юлий Ефимович поставил на круглый старый столик со стертой полировкой заварной чайник, сахарницу, конфеты.

– Это мои любимые, лимонные, – сказал он, подливая кипяток в чашку следователю. – Уж не знаю, что мне в них так нравится… А мне, как назло, нельзя много сладкого – сахар повышен.

Его узкое семитское лицо с обвислым горбатым носом приняло скорбное выражение.

– Вы, молодой человек, наверное, задаетесь вопросом, почему в моей квартире не шикарный евроремонт? – поинтересовался Гройсман, и Геннадий неожиданно для себя покраснел. Когда люди читали его мысли, он чувствовал себя неловко, будто его ловили за подглядыванием в замочную скважину. – Да не смущайтесь, вы с присущей вам скромностью не сказали об этом вслух, а многие не стесняются. – Ювелир хмыкнул и потрогал кончик носа. – Видите ли, товарищ майор, я давно живу один. Даже очень давно. Сын с невесткой уехали в Израиль, там родились внуки. – Он приложил руку к сердцу. – Нет, не подумайте, у меня очень хороший сын, который зовет меня к себе. Но я не хочу. Здесь похоронена моя Бася, здесь мои друзья и клиенты. В Хайфе старый Гройсман никому не нужен.

– А сыну? – удивился Геннадий, с удовольствием отправляя в рот лимонную конфету.

Черные глаза ювелира стали еще печальнее:

– Вай, вай, молодой человек… Давайте смотреть правде в глаза. У них своя жизнь. Я никому не хочу быть обузой. Когда я умру, им достанется эта квартира. Что они с ней сделают – известно одному Богу. Я думаю, мне не так долго осталось. К чему же затевать капитальный ремонт?

– Это верно, – согласился Волошин, признавая разумность доводов старика.

Гройсман сделал глоток и вздохнул.