Книга Проклятье египетского жреца, страница 65 – Виктория Лисовская

Глафира снова пожала плечами: ей было не до новостей в области науки, она всерьез размышляла над египетскими проклятиями, которые принадлежали области, скорее, эзотерической, чем научной.

На следующее утро Глафира, немного обидевшись на вчерашние слова хозяина о своем невежестве, с самого утра отправилась на Английскую набережную – еще раз внимательно рассмотреть фиванских сфинксов. Горничная чувствовала, что разгадка преступления кроется здесь – в темном прищуре глаз египетских чудовищ, но как это связано с действиями Расчленителя и кто же убивает и калечит невинных девушек, понять не могла.

Пока она долго и внимательно разглядывала левого сфинкса, который сегодня вел себя вполне привычно и никаких странных знаков и выражений не показывал, за спиной Глафиры раздалось вежливое покашливание. Она обернулась и увидела Якова Менжинского; у художника за спиной находился мольберт, а сам он, немного смутившись, что его снова застали на набережной, чинно поклонился Глаше.

– Добрый день, сударыня. Вы что здесь делаете? Прогуливаетесь? Так рано? – Глаша неопределенно кивнула и отвела взгляд от стража Аменхотепа Третьего.

– Да, знаете, погода хорошая, вот решила перед завтраком моцион провести, – пожала она плечами. – Я в кондитерскую собираюсь.

– Места здесь стали неспокойные, негоже молодым девушкам без сопровождения гулять, – покачал головой художник. – Неужели вы про Расчленителя не слыхали?

– Слыхала, конечно. Только вот намедни в газете писали, что поймали душегубца – и это оказался наш с вами знакомец – Асхаб Аф-Аффанди, который был на приеме у княгини Эллен Муратовой, – спокойно ответила Глаша.

Яков Константинович нахмурился, принялся устанавливать мольберт и доставать кисти и краски.

– Ой, барышня, не верю я, что это Асхаб всех поубивал, не похож он на убийцу.

– А полковник Филин считает, что очень даже похож, – Глаша прощупывала почву, пытаясь подвести живописца к интересующей ее теме. – И похоже, что после его ареста на девушек нападать перестали.

– На девушек-то перестали, а вот за конюхов принялись, – уточнил Менжинский.

Он уже достал художественные инструменты и принялся делать наброски статуи.

– А можно полюбопытствовать, что вы рисуете? – Глаша подошла посмотреть.

– Я не рисую, а пишу, – сквозь зубы недовольно заметил Яков. – И вы же сами прекрасно видите, что я делаю. Пытаюсь запечатлеть левого сфинкса.

– Неужели того самого, у которого выражение морды меняется? – ахнула горничная. – Вы пытаетесь поймать этот момент?

Менжинский скривился при этих словах, ничего не ответил, а продолжил вглядываться в египетскую скульптуру.

– Но зачем вам? Или, лучше сказать, для кого вы это делаете? Только не говорите, что для вечности и будущих поколений – это просто банально и смешно! – фыркнула девушка. Она специально заглядывала через плечо художника на рисунок, прекрасно видя, как Менжинскому это не нравится, но в голову Глафире пришла интересная идея, и она хотела ее проверить.

Яков Константинович не отвечал на ее вопросы, только кривился, не отрываясь от работы. Художником он был, безусловно, талантливым, и вот уже на бумаге все явственнее отображался египетский полулев-получеловек.