Книга Проклятье египетского жреца, страница 66 – Виктория Лисовская

– Можете мне не отвечать, но я, кажется, знаю, кто вам заказал сию картину. Вы ведь сначала отказывались, но видно, Филипп Лурье вам очень много денег пообещал за выражение изменившейся морды сфинкса. Он сам ее увидеть не может, но ему почему-то весьма важно узнать, как выглядит выражающий эмоции сфинкс. Ну как, я права? – Глафира была необычайно серьезна и даже не улыбнулась.

Но эмоции Менжинского сами ответили на ее вопрос, подтвердив догадки.

Яков Константинович оторопело уставился на девушку, брови его задрались вверх от удивления. Заикаясь, он произнес:

– С чего вы это взяли, б-барышня? Я… это… п-п-росто так… Решил порисовать… Я люблю рисовать. Мне ник-к-кто нич-чего не заказывал, вы ош-шибаетесь…

А у самого так быстро забегали глазки, что Глафира сразу поняла, что попала пальцем в небо. Конечно, они с Аристархом Венедиктовичем наблюдали нервную сцену между Менжинским и Лурье, видели смятение художника, но только Глаша заметила, как расстроенно смотрел на сфинкса египтолог Лурье, ему-то видения не чудились. Может, оно и к лучшему – что говорит о его здоровой нервной системе. А сейчас с раннего утра художник Менжинский поспешил зарисовывать того самого левого сфинкса, с которым и связана некая мистическая загадка.

– Сколько вам пообещал египтолог Лурье за картину? – быстро спросила горничная, не давая Якову Константиновичу времени увильнуть.

– Много пообещал, аж десять рублей, – промямлил Яков Менжинский, боясь смотреть в глаза девушки.

– Зачем ему левый сфинкс нужен? Вы только зарисовать его морду должны или что Лурье просил?

– Нет, не только морду – сейчас сфинкс ничего не выражает, мне нужно было зарисовать его с бородкой, как если бы она не откололась. И нужно сидеть здесь целый день, ждать изменения его морды, чтобы проследить за его взглядом. Так мне Лурье сказал, – замялся Менжинский.

– А почему тогда вы отказывались? В чем еще дело? – удивилась Глафира.

– Потому и отказывался, что всю эту мистику не люблю. Сфинксы кривятся, несуществующие бородки, но не это главное, – художник вздохнул.

Глаша молчала, ожидая продолжения.

– Видите эту красную краску, которой я пишу сфинкса?

Девушка кивнула.

– Так вот, это не краска, – Менжинский снова вздохнул. – Это кровь, но не бойтесь, барышня, это кровь курицы, я ее на Сенном рынке у птичников купил. Главное задание Лурье – рисовать сфинксов кровью.

Глафира хмыкнула и внимательно посмотрела в глаза фиванскому чудовищу.

В последний путь в Долину Царей принца провожала погребальная процессия из тысячи сановников, плакальщиц, жрецов. Самого Аменхотепа и любимую супругу царскую Тийю несли рабы на богато расшитых носилках. Лицо жены царя окаменело от горя, но ни слезинки не упало из глаз царицы. Аменхотеп еще раз поразился внутренней силе Тийи, ведь всем было известно, как любила она своего первенца Тутмоса, но мальчика не смогли спасти ни щедрые подношения, ни неустанные молитвы, ни окуривания ладаном и благовониями. Младший сын Аменхотеп был еще слаб, но жуткая болезнь отошла, мальчик уже начал есть самостоятельно и с каждым днем выглядел лучше.