Книга Судьба уральского изумруда, страница 108 – Алина Егорова

Чем меньше ешь, тем меньше хочется, сделала Новикова для себя парадоксальное открытие. Правда, здесь есть нюанс. Когда Алевтина мучила себя диетами, за микроскопическим завтраком уже мечтала об обеде и ужине и пухла от одних только мыслей о еде. Оказывается, надо было вообще про еду забыть и не вспоминать, как забывают про еду увлеченные люди. Пропустить несколько приемов пищи, и тогда отпустит. Наступит вожделенная свобода, и ты уже не раба желудка.

А что толку? – усомнилась Новикова. – Будет безумно жаль, если все-таки удастся похудеть, а пожить с новой прекрасной фигурой не получится. Убьют ведь. Чего им стоит?

Алевтина прислушалась к звукам сверху. Тихо. Ушли, что ли? Она без всякой надежды поднялась по лестнице, чтобы подергать дверцу погреба. (А вдруг?) Дверца не поддалась. Кто бы сомневался.

Выбраться через отверстие, что под потолком? – даже не смешно. Через него просочится только кошка. Или ребенок. Ну уж никак не тетя с половиной центнера лишнего веса. Новикова сгребла разбросанные по подвалу вещи и, взгромоздясь на них, прильнула к дыре. Пахнуло ночной свежестью. Стрекотали сверчки, чирикала какая-та птица, плясали на ветру тени от деревьев. Простая красота природы, на которую Алевтина раньше не обращала внимания. Вот бы всегда слышать только эти звуки, с болью подумала она. Ей так захотелось жить, что, казалось, никогда еще так не хотелось. Она, дура, всего год назад мечтала о смерти. Мечты сбываются! Хотела – получи.

Новикова вспомнила, как в прошлом году сидела на кровати в своей комнате на Боровой улице с горсткой снотворного в потной от волнения руке. За стеной пьяно мычал песни Петрович, с кухни тянуло жареной картошкой, за окном моросил холодный дождь. Жизнь представлялась крайне паршивой. Навалилось все разом. Сначала бросил любимый. Не то чтобы бросил – у них с Р. ничего и не было, это она, дурында, себе намечтала. Познакомились в музее. Р. показался таким воспитанным. Импозантный, уверенный и не старый, как все, кто еще обращал на нее внимание. На редкость холостой. Они несколько раз встретились. Прогулки по тихим, узким улочкам, светские беседы, запах изысканного парфюма, когда Р. привлекал ее к себе, заслоняя от холодного вечернего ветра с реки. На чай Р. деликатно не напрашивался, понимал: коммуналка, и ей будет неловко с соседями за стеной. Это Алевтина читала в его серых, как сумеречное небо, глазах, когда они прощались возле ее дома. Она уплывала на становившихся вдруг невесомыми ногах в свою комнату, откуда сначала провожала взглядом фигуру Р. из-за кружевной занавески, а после еще долго всматривалась в темный сквер и мечтала. За неполные три недели их романа Алевтина преобразилась: глаза сияли, лицо стало расслабленным, походка энергичной; даже ее полнота выглядела обворожительной в новом ярком платье, которое она купила внезапно и без привычных сомнений.

Р. с ней расстался интеллигентно. Не дождавшись от него звонка, Алевтина занервничала. Занят, объясняла она себе. Уехал. У него форсмажор. Наконец, позвонила сама.

– Ты куда-то пропал. Я начала волноваться, – с деланой легкостью произнесла Новикова.

– Работы много, – сухо ответил Р.

– Я без тебя скучаю, – призналась Алевтина.