Онлайн книга «Медальон Распутина»
|
— Не спеши, матушка! Поговори со мной! Глядишь, тебе маленько и полегчает… и ему полегчает… И Александра вдруг остановилась, подошла к нему. И правда, было в нем что-то удивительное, подкупающее, что-то, привлекающее взгляд и душу. — Жалко мальца, — говорил старец, внимательно оглядывая государыню маленькими цепкими глазами, словно ощупывая ее лицо. — И с лошадкой-то не поиграл… — Что? — Императрица удивленно взглянула на старца. Откуда он знает, что цесаревич перед самым приступом играл с оловянной лошадкой, подаренной государем? — А ты вот что, матушка, когда в другой-то раз ему худо будет, ты дохтуров-то не зови, что они понимают? Ты меня позови, матушка! Я понимаю, чем мальцу помочь! Александра ощутила вдруг странное, двойственное, беспокойное чувство. Одновременно отталкивание, отторжение от этого мужика, от этого сибирского варнака с его сальными волосами, с его смазными сапогами и нарочито простонародным выговором, с его недоверием к европейской науке — но и странную тягу к нему, словно он и правда воплощал в себе Россию, к которой тянулась императрица, а самое главное — словно он мог помочь в ее несчастье… — Как вас зовут, старец? — спросила Александра. — Григорием, — ответил тот, широко улыбнувшись. — Григорием, матушка. Тем же вечером у цесаревича снова пошла кровь носом. Доктора сновали вокруг него, давали какие-то порошки, прикладывали ко лбу холодные компрессы, но кровь все не унималась. Алексей лежал на оттоманке, бледный до синевы, губы его дрожали, он с трудом сдерживал слезы. Когда мать склонилась над ним, чтобы поцеловать, он спросил едва слышно: — Я умру? И тут Александра подозвала одну из фрейлин и вполголоса сказала ей: — Приведите того старца… как его… Григория. Если не знаете — спросите у черногорских княгинь. — Я знаю. — Фрейлина опустила глаза, присела в книксене, быстро удалилась. Надо же — оказывается, все во дворце знают этого старца. — Ну что? — взволнованно спросила Александра доктора. — Мы делаем все, что можем. Кровь все не унималась. Алексей закрыл глаза. И тут открылась дверь, в комнату торопливо вошел давешний черный человек, быстрым взглядом нашел икону, перекрестился, даже не взглянув на императрицу, подошел к оттоманке, опустился рядом с ней на колени, взял цесаревича за руку. Тот открыл глаза, удивленно взглянул на незнакомца, хотел спросить, кто он, уже открыл рот, но Григорий опередил, проговорил с ласковым укором: — Что ж ты, малой, матушку огорчаешь? Ее никак нельзя огорчать, ты же знаешь… — Я не нарочно… — Само собой, не нарочно… И вдруг заговорил нараспев: — Тихий месяц-месяцок На дуде своей играет, Складно песню напевает, Спи, Алешенька, дружок! Складно песню напевает, Да негромкая она, Только звездам и слышна… Только звездам, только ночке В синем небе над селом. Мужики по избам спят, У них много есть котят, А у каждого кота Были красны ворота… В комнату снова вошел доктор, увидел возле оттоманки больного мужика в косоворотке. Брови его поползли вверх, он повернулся к императрице и тихо, удивленно проговорил: — Что это, ваше величество?! — Тсс! — шикнула на него Александра и глазами показала на сына. Глаза цесаревича снова закрылись, но это был уже сон. Лицо мальчика порозовело, он дышал ровно и спокойно, кровь остановилась. |