Книга Роковое решение, страница 108 – Анна Васильевна Дубчак

Она всегда говорила, что любит свою огромную кровать и новый матрац, который обошелся ей в полмиллиона рублей. Она называла его «мой темпур», кажется. Я с трудом сдерживалась, чтобы не покрутить пальцем у виска, мол, ты что, тетя, с дуба рухнула? За каким лешим тебе тратить такие огромные деньжищи на какой-то там датский матрац?! Но не покрутила, ничего не сказала, просто подумала, что у богатых свои причуды. Со злостью, конечно, подумала: разве можно вот так бездумно тратить деньги? Это как же нужно любить себя, чтобы так поступать?! Но, с другой стороны, кого ей еще любить, как не себя? Я ей кто? Племянница, ее личный благотворительный вклад ради спасения своей же души. Кто знает, какие грехи за ней водились? Может, я и была ее спасением? А что, если она сама угробила своего мужа? К примеру, отравила его? Мало ли что она рассказывала мне о нем, о том, как они любили друг друга. Муж умер, оставив ей огромное состояние и сделав ее совершенно свободной женщиной. Кто знает, может, он, господин Погодкин, был тираном и мучил жену, унижал, угнетал ее, попрекал куском хлеба, изменял ей? Я же ничего не знала.

Но в тот день, когда стало известно о смерти Елены, мне ничего другого не оставалось, как только искать теткины грехи. Чтобы хотя бы в своей голове уравновесить то зло, что мы ей причинили. Понятное дело, что если Ольга попадется, то она не станет молчать и назовет имя заказчика. Мое имя назовет. Даже глазом не моргнет. И все ей тотчас поверят. Это и понятно, у меня же мотив.

Я нервничала, сто раз выпытывала ее, не видел ли ее кто, все ли прошло гладко, уложилась ли она во время, не найдут ли таксиста, который возил ее в Жаворонки. В Москву-то она возвращалась на электричке, потом на метро. Понятное дело, что совсем нигде не засветиться у нее бы не получилось. На вокзале повсюду камеры. Но и она не дура, в электричке ехала в одной куртке темно-зеленого цвета, в метро – уже в серой неприметной толстовке, чтобы смешаться с толпой. И всегда с капюшоном на голове. Она даже переобувалась, запасные кроссовки носила в рюкзаке. Мы обе понимали, что Оля – не птица, что не сможет перелететь из пункта «А» в пункт «Б» по воздуху. И что если попадется въедливый следователь, то может и разглядеть ее на камере.

Одежда, в которой она убивала, была вся в крови. Выйдя из дома, где пахло теплой кровью, в сад, Оля переоделась, сложила перепачканную одежду в пакет и вместе с ним выбралась из сада на шоссе, прошла метров пятьсот и там в укромном месте облила пакет приготовленным заранее бензином из бутылки и подожгла. После чего очень быстро и долго шла, пока не выбралась на железнодорожную платформу и села в электричку.

Понимала ли она, как рискует? Все эти попытки обеспечить себе алиби были, на мой взгляд, пустыми. Да и она это тоже понимала. Я же очень скоро призналась себе, что вообще не в состоянии придумать даже такой примитивный план с кино и прочими ее перемещениями.