Книга Роковое решение, страница 109 – Анна Васильевна Дубчак

Надо признаться, я думала тогда вообще только о себе. О своем алиби. Готова ли была к тому, что Оля предаст меня? Безусловно. В этом плане я обезопасила себя. Помимо алиби у меня в рукаве имелся и Олин мотив – она должна была, по сути, ограбить тетку. Она должна была вытряхнуть из ее шкатулки все драгоценности и подкинуть Шарову в сарай. Но, зная Олю и ее страх оказаться на улице и без гроша в кармане, что называется, она наверняка забрала все эти «сокровища» себе. И в случае, если ее вычислят и арестуют и даже если она укажет на меня как на заказчицу, я скажу, что понятия не имела о готовящемся убийстве. И проверить мои слова будет невозможно.

И ведь все прошло хорошо. Нас с Олей, конечно, вызывали в полицию, в Следственный комитет, допрашивали, просто завалили вопросами, и, судя по всему, никого из нас не заподозрили в убийстве.

Я реально плакала, и причин для этого у меня, помимо смерти тети, было много: я умирала от страха! Оля не плакала. Она просто сокрушалась и жалела тетю, считала, что ее убил Шаров. Да, мы обе все сваливали на него. Говорили что-то про кредиты, его долги перед тетей… Предположили, что он зарезал ее, чтобы не возвращать долги и чтобы украсть наличные из ее сейфа, который, кстати говоря, Елена никогда не закрывала, потому что хранила там тысяч пять-десять на продукты, и все! Остальное было на картах да на счетах в банках. Но откуда об этом знать следователям? Мы с Олей дружно утверждали, что тетка хранила там довольно много денег, но сколько точно, мол, нам неизвестно. Короче, мы закапывали Шарова капитально! И его, конечно же, обложенного со всех сторон уликами (один нож с отпечатками его пальцев на месте преступления чего стоил!), арестовали по подозрению в убийстве.

И в какой-то момент все стихло. И мы успокоились. Чтобы не сидеть и не киснуть дома, мы гуляли по Москве, и обе сошлись во мнении, что Москва теперь кажется нам другой. Что многое из того, о чем мы раньше не могли и мечтать, будет принадлежать нам. Торговые центры манили нас, примагничивали, и мы, пока еще не имея денег, теперь только и делали, что, мечтая скупить все понравившееся, переодевались в примерочных кабинках, порой хохоча до истерики.

Мы возвращались домой, и стены квартиры словно стискивали нас, давили и не давали дышать полной грудью. Мы задыхались. И больше всего боялись услышать телефонный звонок на домашний телефон – так звонила обычно Елена.

– Представляешь, – говорила Оля, и от страха у нее стучали зубы, – сейчас раздастся звонок, ты возьмешь трубку и услышишь ее голос. Что тогда будешь делать?

Да у меня от одного ее вопроса волосы шевелились на голове. А потом она, эта дурища, придумала шутку, за которую я готова была ее прибить.

Разложив под моей простынкой извилистой змеей нитку, Оля ночью, находясь с катушкой в соседней комнате, медленно сворачивала нитку, отчего под моей простыней кто-то словно оживал, змеился…

Я не сразу поняла, что происходит. Думала, что вообще схожу с ума или же в постели завелось какое-то насекомое. Пока не услышала хихиканье этой ненормальной.

Мы с ней тогда крепко поссорились. Я не нашла слов, чтобы объяснить ей, насколько мне страшно и тяжело. Оно и понятно – ей-то наверняка было тяжелее и страшнее.