
Онлайн книга «Жезл Эхнатона»
Через пятнадцать минут от него пришло сообщение: меня будут ждать через сорок минут на набережной канала Грибоедова возле кафе «Сапожок». «А как я его узнаю?» – отстучала я. «Он сам тебя узнает, – ответил Вадька, и я поняла, что он послал тому человеку мою фотографию. И наверняка ведь из вредности выбрал самую плохую! – А тебе он передаст привет от Люцифера…» Время поджимало, так что я быстро смоталась к себе за курткой, удачно не столкнувшись с Азадовским, который вышел черед парадный вход с каменным выражением лица. – Сказал, что в Комитет по культуре вызывают, – скривилась ему вслед Роза Витальевна, – как будто никто не знает, что он в ресторане обедает. Зачем врать-то, я не понимаю… – Мне тоже уйти надо, прикройте меня, если что! – попросила я. – Иди уж… – вздохнула Роза. – Твое дело молодое, не сидеть же всю жизнь в этом музее. Я вот просидела, а что толку? Еще когда Михаил Филаретович был жив… И так она это сказала, что я поняла, что она всю жизнь была в своего начальника влюблена. Ну, надо же, да ей лет шестьдесят небось. Хотя справедливости ради, нужно заметить, что так было не всегда, ведь она говорила, что они лет сорок знакомы. А мы с ним – чуть меньше двадцати. Когда меня в первый раз привезли в пансионат, мне было восемь лет. А сейчас двадцать семь… * * * Здание пансионата было большое, а мне тогда показалось огромным. Широкие ступени вели к дубовым двойным дверям, по бокам возвышались колонны. «Сталинский ампир», как объяснил мне позже Михаил Филаретович. Окна большие и занавеси на них странные, рюшами, которые не отдергивались, а поднимались наверх, если потянуть за шнур. Я таких раньше не видела. Стояло здание в большом парке, с одной стороны было шоссе, которое вело к морю, а с другой – лес. Но это я узнала потом. А тогда, по приезде, мы прошли в холл, и Алюня долго разбиралась по поводу меня с администратором. Разговор шел на повышенных тонах. Пансионат был для творческих работников, им, по выражению артиста Утесова из старого культового фильма, нужна «абсолютная тишина», а тут дети будут бегать, кричать и хулиганить. Не положено, в общем. В конце концов, Алюня сменила тактику и стала бить на жалость к маленькой сиротке, то есть ко мне. И даже пустила слезу. Говорила я уже, что мастерство не пропьешь… В результате нам дали двухместный номер, после чего Алюня сочла свой долг выполненным и благополучно забыла о моем существовании на два месяца. Что ж, вы поняли, наверно, что я была не из тех детей, которые капризничают, ноют, канючат и непрерывно требуют к себе внимания. А имея такую мать, я вообще научилась быть как можно незаметнее. Не трогают меня – да и слава богу. Творческие работники были в основном людьми немолодыми, детей, как я уже говорила, не было совсем, даже обслуживающему персоналу запрещалось приводить своих детей в пансионат. Так что я была предоставлена самой себе и, если честно, невыносимо скучала. Алюня проводила свои дни в беседах с многочисленными приятельницами, ходила на какие-то процедуры. На море она не бывала – говорила, что холодная вода ей не на пользу, она привыкла к другому. |