Книга Операция спасения, страница 7 – Сергей Иванович Зверев

Сашка лежал в кустах, стараясь не дышать. Смерть была близко, он ощущал ее, как тогда, еще в лагере. Холодный ветер гнал по небу рваные тучи, окрашивая леса в серые тона, отчего одолевало чувство безысходности. Среди вековых сосен и осин, чьи листья рдели, будто пропитанные кровью, двигались силуэты фашистских солдат в стальных касках. Немецкий отряд, прочесывавший окрестности в поисках партизан, шел методично, как машина: приклады били по кустам, сапоги давили хрустящий валежник. Но вместо вооруженных узников, бежавших из концлагеря, они наткнулись на то, что для них было лишь «человеческим мусором», — группу польских беженцев, которых выгнали из их домов, расширяя зону лагерей. Это были люди, которые со своим скарбом пробирались куда-нибудь в южные районы, где можно было осесть. И сейчас эти люди: женщины с детьми, старики, прячущиеся от ветра под корнями поваленного бураном дуба, со страхом смотрели на немцев.

Их было около двадцати: женщины с младенцами, прижимавшимися к иссохшей груди; старики, чьи лица напоминали высохшую кору; подростки с глазами, полными животного ужаса. Они шли от родных домов, таща за собой узелки с чудом уцелевшим хлебом и иконками Богоматери. Самому младшему из детей было не больше трех лет. Мальчик, увидев солдат, спрятал лицо в юбку матери. Немцы молча окружили их. Лейтенант вермахта, щеголявший идеально выбритыми щеками, достал пистолет и без выражения спросил по-польски: «Где партизаны?» В ответ — тишина, прерванная всхлипом ребенка. Тогда офицер кивнул, и солдаты вскинули винтовки. Первыми упали мужчины, бросившиеся прикрыть свои семьи. Пули рвали тела, смешивая крики с треском выстрелов. Женщина с ребенком на руках побежала к чащобе — очередь из автомата прошила ее спину. Малыш, выпавший из ослабевших рук, заполз под куст, где его нашли через минуту: эсэсовец поднял ребенка за ногу и швырнул на валун. Звонкий хруст черепа отозвался эхом в лесу.

Старика, пытавшегося заговорить с убийцами на немецком, криками проклинавшего убийц, прикололи штыком к стволу сосны. Его предсмертный хрип слился с молитвой девушки в платке, которую два солдата прижали к земле, прежде чем пустить пулю в висок. Кровь стекала в ручей, окрашивая воду в ржавый цвет.

В пятидесяти шагах, за гнилым пнем, Александр вжался в землю, стараясь не дышать. Ледяной волной, охватившей его, сжало сердце, и оно вот-вот готово было остановиться. И сразу все вспомнилось, будто происходило вчера. И пытки в лагере, издевательства, угроза расстрела каждый день. А потом побег, гибель всех и чудом спасшийся он сам. И только потому, что сумел, собрал волю в кулак и лежал под ледяной водой, ожидая, пока уйдут фашисты. А потом он скрывался в лесах, питаясь ягодами и корой. И сейчас, вспоминая все это, ощущая снова всем телом, всеми внутренностями, лейтенант дрожал не от холода — от ярости.

— Сашка, — послышался рядом шепот Лещенко, — уходим…

— Молчи, — тихо простонал Канунников, — молчи…

Ногти впились в ладони до крови, зубы стиснуты так, что челюсть вот-вот треснет. Он видел, как мать прикрывала ребенка своим телом, как девочка-подросток молила о пощаде на ломаном немецком, как старик протягивал к солдатам дрожащие руки… И как все они стали просто грудами окровавленной плоти.