Книга Дети Антарктиды. На севере, страница 15 – Даниил Корнаков

— Он что сделал? — Голос Маши охрип.

Даже Юдичев, стоявший рядом с широкоплечим исландцем, огляделся на него и отступил на шаг.

— Сейчас это неважно, — все тем же рассудительным тоном продолжил Лейгур, будто и не был упомянут его зверский поступок. — Наша задача выжить, и, полагаю, против этого никто не выступает. Мы должны принять трудное решение и будет правильно, если мы устроим голосование.

Все это время читающий по губам Домкрат что-то не уловил и резкими жестами потребовал от Нади разъяснений, но та лишь отмахнулась, продолжая с ненавистью смотреть на исландца.

— В задницу засунь себе это голосование, — откликнулась Надя и устроилась рядом с Машей.

Некоторое время все молчали; наконец Арина нарушила тишину, осторожно произнеся:

— Но он прав…

Все повернулись в ее сторону.

Арина погладила ладонью успевшие отрасти короткие волоски на голове и обратилась к Маше:

— Мария, я… — Она все никак не решалась заговорить, то и дело облизывая пересохшие губы, особенно когда обремененная горем ученая посмотрела на нее словно на предателя. Потом в лице Арины что-то изменилось, оно стало менее серьезным и обрело оттенки жалости: — Мне было пятнадцать, когда мой папа умер. Это было всего два года назад. Его тоже прибрала болезнь.

Маша покачивала головой, будто не желая слушать. Пара скатившихся слез разлетелись в стороны.

— Сама не знаю, зачем это сказала… — пробормотала Арина, отведя взгляд. — Быть может потому, что я понимаю вашу боль, понимаю насколько вам… — Она осеклась и резко перевела тему: — Но поймите, сейчас все мы должны выжить, выжить ради «Копья»! Вы сами то и дело твердили, что токсин стоит жертв.

— Я не могу, — отозвалась Маша, еще крепче прижимая к себе голову отца. — Не могу, и все тут! — Она почти рыдала.

Послышалась, как носом шмыгнула Надя, с сочувствием глядя на Марию Зотову.

— Нам все равно придется проголосовать, — сообщил Лейгур, подкинув деревяшку в огонь. — И я даю слово, если большинство голосов будут против, то я лично буду нести Вадима Георгиевича до последнего его или своего вздоха. Ну а в противном же случае он останется здесь.

— Нет, мы его не оставим! — с отчаянием в голосе произнесла Маша.

— Я тоже его не оставлю, — присоединилась к ней Надя. — Плевать, понесу его сама, если надо будет.

— Будем считать это как два голоса «против», — вздохнув, произнес исландец. — Полагаю, про наше с Юдичевым мнение вы уже в курсе. Теперь твой черед, Арина.

Девушка молчала, не сводя обеспокоенного взгляда со старика и вцепившуюся в него Машу.

— Простите, Мария… — прошептала она и кивнула Лейгуру.

— Так, теперь Домкрат. Он вообще понимает, о чем мы тут?

Прогрессист, не сводя пристального взора с губ исландца, покачал головой, утвердительно ответив на его вопрос. Надя стала общаться с ним на языке жестов, и, судя по резким движениям рук, пыталась убедить его принять верное, по ее мнению, решение. Так длилось несколько минут, пока Домкрат не опустил голову, тяжело выдохнул и после показал Лейгуру опущенный большой палец.

— Сволочь ты! — прошипела Надя, показывая ему неприличный жест. — Он столько для тебя сделал, а ты… сволочь!

Домкрат выглядел пристыженным. Он резко встал с места и по примеру Юдичева отошел к окну, положив ладони о подоконник.

— Плевать я хотела на ваше чертово голосование, ясно? — заявила Маша. Ее заплаканные глаза горели искорками отражающегося пламени. — Мы все равно понесем его.