Книга Дети Антарктиды. На севере, страница 67 – Даниил Корнаков

Но идти было нужно, выбора не оставалось. Весна близко.

Тащить Лейгура Эйгерсона даже усилием двух крепких мужиков оказалось задачей крайне непростой. Весил исландец килограммов под сто, а его висящие руки на спине грезились тяжеленным бревнами, которые вот-вот переломят спину.

Юдичев бранился не переставая и проклинал все семейство Эйгерсона до седьмого колена, хоть и понятия не имел, есть ли у него вообще эта семья.

— Ты смотри потише, — запыхался Матвей, — а то ведь очнется, услышит, голову точно проломит.

— Ну и пускай проломит! Хоть нести этого борова больше не придется. — Он грубо поправил обвисшую руку исландца. — Вот же ж ведь сука такая… Он как будто тяжелее становится с каждым метром!

Сначала Матвея раздражало нескончаемое ворчание капитана, но затем он даже свыкся. Главное, что продолжает нести, а остальное черт с ним. Видать, лишь таким вот образом Максим Юдичев, а именно бранью и причитаниями, справлялся со взваленной на него ношей; таща за собой платформу со статором он тоже без конца ворчал себе под нос, но честно продолжал ее тащить за собой.

Останавливались передохнуть каждые минут двадцать. Осторожно укладывали Лейгура на землю, а следом падали и за ним, пытаясь отдышаться и перевести дух.

В одной из таких остановок, случившийся после полудня, Матвей решил удовлетворить свое любопытство и поинтересовался у своего спутника:

— Все хотел спросить, лет то тебе сколько?

— А вот угадай. — Он сделал тяжелый глоток из фляги. Благо, воды у них еще было предостаточно.

— Сорок?

Максим покачал головой.

— Бери выше.

— Ладно… сорок пять?

— Выше, парень.

Матвей позволил себе нагло присмотреться к внешности Максима: взъерошенные карие волосы хоть и грязные, но довольно яркие, как и борода. Морщины совсем редкие, шея жилистая. Ну не может ему быть выше…

— Пятьдесят? Точно пятьдесят.

Юдичев лукаво ухмыльнулся и покачал головой.

— Да быть этого не может. Неужели больше пятидесяти?

— Больше.

Матвей взглянул на Лейгура, которому как раз было пятьдесят. И выглядел исландец как раз на свой возраст: зачатки седины в рыжине густой бороды, прорези морщин у глаз, и кустистые брови, похожие на жирных гусениц.

— Пятьдесят семь мне, — ответил Юдичев, закручивая крышку фляги.

Матвей обомлел.

— Врешь.

— Делать мне больше нечего, как врать по такому пустяку. Будь у меня паспорт, с радостью показал бы тебе дату рождения, где черно по белому написано: двадцатое января две тысячи тридцать шестого года, — он с досадой хлопнул себя по коленям, — да только вот документик этот теперь покоится где-то на дне Атлантического океана.

— Ты… — Матвей облизал обветренные губы. — Не выглядишь на пятьдесят семь.

— Знаю. Видать, гены хорошие, ага. А если уж говорить без обиняков, так есть у меня секретец.

— Вот как?

— Ага, слушай внимательно. — Он наклонился вперед. — Я предпочитаю не лезть в неприятности.

— Это я уже заметил, — вставил Матвей.

— Ага. С вашей этой экспедицией, будь она трижды неладна, я точно постарею лет на десять. Вон уже седина на затылке полезла.

— Получается, — задумчиво произнес Матвей, не обращая внимание на вновь зарождающиеся причитания, — ты застал Вторжение. Сколько тебе там было, получается…

— Двадцать четыре, — с неохотой в голосе ответил Юдичев.

— И?

— Что «и»?

— Чем ты занимался до прибытия мерзляков?