Книга Дети Антарктиды. 200 дней, страница 30 – Даниил Корнаков

— Пожалуй, ты права.

Арина подошла к нему и крепко обняла, приложившись головой к груди.

— Спасибо тебе. Не знаю, чтобы я делала без тебя…

Ладонью он погладил по её волосам.

— Это будет нашим с тобой секретом.

— Хорошо.

Они перестали обниматься. Её взгляд обратился к нему, печальный и одинокий.

— Я люблю тебя, Матвей.

Его горло вновь стеснила неловкость.

— И я тебя, Ариш.

Осторожно он стал спускаться по холму.

Добравшись к гостинице незамеченным — по крайней мере он на это рассчитывал, — осторожно прошёл в коридор, поднялся на третий этажа и тихо подобрался к двери своего номера. Приоткрыл двери и осторожно подглядел. Маша тихо спала на боку, отвернувшись к стене. У Матвея камень с души упал — его отсутствие осталось незамеченным.

Тихо заперев за собой он вновь вышел в коридор и пошёл в сторону лестничного пролёта. Поднялся на этаж выше и направился к номеру теперь уже покойника. Когда коснулся дверной ручки услышал за стеной приглушённые разговоры, соседи напротив просыпались. Он вставил ключ в замочную скважину, осторожно его повернул и оказался внутри.

Комнатка не представляла из себя ничего особенного: старая кровать, облезлые обои, пара тумбочек и встроенный в стену экран неработающего телевизора. Одним словом, этот номер почти не отличался от его собственного за исключением письменного стола, поставленного не в углу, а у самого окна.

Подойдя к нему, Матвей обратил внимание, что вид из окна как раз выходил на место, где некогда тренировалась Арина.

Он выдвинул пару ящиков и нашел записные книжки. Открыл одну и увидел исписанные карандашом страницы на норвежском с датами. Каракули казались ему нечитаемыми, даже носитель языка, кажется, не справился бы с их прочтением. И все же он положил находку в карман, собираясь её при первом же удобном случае сжечь. Мало ли что там может быть написано…

Открыл следующий ящик. Внутри ожерелья, игральные карты, карандаши, запасной ключ, всякая мелочь. Закрыл.

Соседи за стеной просыпались, гул их голосов отчётливо разносился по комнате.

Матвей, чувствуя как ускользает время, стал быстро пробегаться глазами по комнате, но ничего не нашёл. Он направился к выходу и ногой задел лежащую на полу кружку, прежде им не замеченную. Подобрал её, понюхал и почувствовал затихающий запах спирта.

Когда спускался по лестнице, соседи уже выходили наружу, здороваясь друг с другом.

Найденную записную книжку пришлось спрятать на один день у себя, а когда вновь Лонгйир погрузился в сон, он сжег её в костре.

Арине он ничего не сказал.

Ровно в семь вечера Матвей подошёл к дверям старого университета Лонгйира, потянулся к ручке, но вдруг замер. Так и не решившись зайти внутрь, он опустился на лавочку возле входа и тяжело вздохнул. Его губы беззвучно шевелились, а рука крепко сжимала что-то в кармане куртки, будто боясь потерять.

Наконец, он вытащил из кармана кулак, разжал его и посмотрел на золотое кольцо. По всему ободу украшения тянулись мелкие царапины, а если приглядеться, можно было заметить небольшие вмятины. Оно давно утратило свою идеальную круглую форму, став слегка овальным, но от этого не менее красивым.

Кольцо он нашёл на днях совершенно случайно: оно выпало из маленького внутреннего кармана его походного рюкзака. Матвей уже давно забыл о нём, хотя носил его с собой десять лет — с того самого дня, как получил от умирающего отца, когда тот протянул его, не сказав ни слова, а на следующий день испустил дух.