Книга Дети Антарктиды. 200 дней, страница 50 – Даниил Корнаков

— Завтра я собираюсь выступить перед жителями Лонгйира, — продолжал он, — и сообщить им, что в ближайшие годы они должны быть готовы навсегда покинуть родные дома и во имя собственного будущего и будущего своих детей отправиться на другой конец земного шара, в Антарктиду.

Сказанное отозвалось эхом в пустой комнате.

— А я, друзья мои, — заканчивал он, — этой осенью отправлюсь в качестве посла на шестой континент вместе с вами.

В наступившей тишине стало слышно, как за окном по каменной гальки застучали первые капли дождя.

— Ты совсем с дуба рухнул⁈ — возмутилась Надя, перегородив проход в бар Юдичеву. — Выброси эту хрень щас же!

Собравшиеся за широким столом Матвей вместе с остальными наблюдали, как Максим Юдичев словно младенца прижимал к груди бутылку мутной жидкости, содержимое которой ни для кого не было секретом.

— Увы, не могу! — Он с досадой цокнул языком, ласково коснулся её плеча и подвинул в сторону, пройдя вперед. — Видишь ли, сия бутылка это подарок от самого ярла, этакая обязательная добавочка для промачивания горла к нашему нескромному столу.

— Ну а сейчас сделаешь исключение и выбросишь эту дрянь, Эрику мы ничего не скажем, — настаивала Надя и протянула руку. — Дай-ка её сюда.

Юдичев отдёрнул бутылку.

— Вот еще чего, я с подарками так не поступаю. Особенно от ярла!

— Да брось, Надь, — вмешался Матвей. — Думаю, сегодня и впрямь можно сделать исключение. Как никак, последний день на Шпицбергене, вряд ли мы когда-нибудь сюда еще вернёмся.

— Во, Матвей дело говорит, — воодушевился Юдичев и поставил бутылку в середину стола будто то была заполученная потом и кровью награда. Теперь напиток соседствовал с жирным куском китового мяса, сушёной рыбы и свежезаваренной вырезки оленины, добытой намедни Лейгуром и группой охотников. Сочащийся жиром кусок мяса вот уже несколько минут с момента подачи его поваром служил главным источником слюноотделения сидевших за столом.

— Видно, ты запамятовал, чем закончился твой союз этой дряни из бутылки, вот на этот самом месте, — присоединилась к возражению Маша, сидевшая рядом с Матвеем.

— Да, всё, всё, хорош отыгрывать сварливую жену, — рявкнул Юдичев, плюхаясь на стул. — Помню я всё, прекрасно помню, а потому выпью совсем немножко, только горло промочу, а Лейгур за мной проследит. Что скажешь, мой рыжий друг? Даже разрешаю мне по рукам ударить, ежели я за лишней стопкой потянусь. Ну как, уговор?

Лейгур издал нечленораздельный звук, отдалённо напоминающий согласие.

— Ну вот! На том и сошлись. — Он стал потирать ладони в предвкушении. — Так, ну что, за дело? Мне чур вон тот жирный кусок оленины, да побольше, и никакой проклятой рыбы! Она мне уже во снах приходит и умоляет её не жрать.

Маша принялась ходить вокруг стола, отрезая приглянувшееся мясо каждому.

— Ну и расщедрился же Эрик, — сказал Матвей, пробегая взглядом по яствам. — Не уверен, что все это удастся нам съесть.

— Подмазывается он к нам, — заключил Юдичев, подцепляя вилкой кусок мяса, — вместе с поваром, готовившего всё это, и добывших все эти кушанья охотников и рыбаков. Короче, весь Лонгйир.

— С чего это вдруг Эрику подмазываться? — спросила Маша.

— Так ясно же, как день, надежду он лелеет, будто мы, едва ступив на Ледышку, сразу сведём его с нужными людьми, старостами станций, готовыми по доброте душевной принять ни много, ни мало тысячу человек. — Он приложил ладонь ко рту и перешёл на шёпот. — Да только вот он на хер никому там будет не нужен со своими людьми. На Ледышке и так проблем хватает, а тут ещё сотни голодных ртов. Не знаю, на что он рассчитывает, отправляясь с нами.