Книга Бастард рода Неллеров. Книга 7, страница 55 – Серг Усов

Он отошёл от нас весьма торжественно. Ещё бы! Не кому-то прислуживал, а самому прославленному милорду Степу, гордости Неллера, да ещё при использовании мною редкой магии отвода глаз. Будет, что детям и внукам на старости рассказывать.

Эль не любим ни я, ни Юля, но ещё в прошлый раз пустившись, что называется, во все тяжкие, не сговариваясь, решили быть как большинство посетителей. И поесть себе заказали одно из самых популярных блюд.

Когда меня в обители наш повар впервые попытался накормить месивом из нескольких расплавленных сортов сыра, тёртых зёрен какао, вина, масла и ещё чего-то там, то я есть это наотрез отказался, заявив, что варево очень уж напоминает извергнутое содержимое желудка. Только тогда у меня что-то принялось свербеть в мозгу и не отпускало, не давало спокойно спать, жить, существовать, пока я не понял, о чём мне подсказывает подсознание. Фондю — так называлось, да, надеюсь, и до сих пор называется это блюдо на Земле. Пробовать его мне в родном мире, так уж получилось, ни разу не пришлось, сравнить потому не могу, но примерные состав и способ приготовления я всё же вспомнил. Где-то прочитал, но где точно, хоть убей, не скажу.

Сменил я гнев на милость, затребовал себе местный вариант фондю, поел его, понравилось. В столице тоже пару раз в разных трактирах заказывал. Не как у меня в обители вкусно, но тоже неплохо, весьма, весьма. У нас просто качество сыров выше, оттого и блюдо получается лучше. Ну а здесь кузина пришла в восторг не столько от самого плавленого с приправами сыра, сколько от того, что, узнай её папа епископ Рональд о том, чем его любимая дочурка угощается, его точно бы приступ хватил, а он никогда не узнает — любимый братик Степ будет молчать. Альберт? Так трактирщик и в прошлый раз не узнал, и теперь не узнает, кто с его преподобием аббатом Неллерским присутствовал в его заведении.

Длинный носик Юлианы украсился пеной эля, её обычно бледные, если без алхимии, щёчки раскраснелись. Я хотел лепить с неё скульптуру Тревога? Зря. Сейчас бы стать художником и написать с будущей графини Дитонской полотно «Жизнь удалась». Юлиана с улыбкой вертит головой, прислушивается к разговорам, не забывая отламывать кусочки от лепёшки, макать их в варево, отправлять потом в ротик и запивать пенным тёмным горьковатым напитком. Всю жизнь, поди, мечтала.

Большой размер ушек имеет свои преимущества, и несмотря на шум в зале — музыка, песня, разговоры, то, сё — миледи Неллерская хорошо разбирает слова бесед, которые происходят даже за столиками, находящимися от нас на удалении.

— Вот какой мерзавец, а, Степ? — говорит она проглотив очередной кусочек лепёшки с фондю.

В отличие от неё, мне сложно различать голоса в общем гуле.

— Ты про кого? — уточняю, обернувшись в сторону, куда устремлён её взгляд.

— Да вон про того толстяка. — поясняет кузина, имея в виду парня из компании подмастерьев и девушек. — Он же её откровенно унижает. Ну, она бедная, ты, сволочь, богатенький, так что же надо высмеивать её простенькое платьице и скромное колечко? Козёл какой.

Я-то с ней целиком согласен, непонятно только, с чего вдруг дочь епископа и племянница правительницы герцогства озаботилась вдруг сочувствием к простолюдинке? Ах, да, бывает такое. Когда ты счастлив сам, счастьем поделись с другим. Без пяти минут жена наследника графства, получающая огромное удовольствие от компании брата и увлекательным походом по городу, так сказать, инкогнито, не смогла пройти мимо обиды и появившихся на глазах неведомой, жалко улыбающейся девушки слёз.