Книга Когда она вернулась, страница 27 – Люсинда Берри

– Ты же знаешь мое отношение к организованной религии, – отрезал он.

Но причина была не в этом. Я тоже была не слишком религиозна. Родители даже по праздникам не водили меня в церковь. Я просто подумала, что было бы здорово – у нас двоих появилось бы новое совместное занятие, однако Скотт не заинтересовался. Иногда я спрашиваю себя, зачем было пытаться? Скотт – человек привычки, и так было всегда.

Я налила себе чашку кофе и прихватила с подноса пару сахарных печений, прежде чем занять один из алюминиевых стульев. Раньше мне импонировала приверженность Скотта рутине – так выгодно это отличалось от того хаоса, который вечно царил у нас дома. Его характер приземлял меня. Все эти трудные годы помогал мне сохранять психическую стабильность, в особенности после гибели моих родителей. Но какое-то время назад мне стало казаться, что меня душат, и я не знала, что с этим поделать. Меня грызло чувство вины – так случалось всякий раз, когда подобные мысли возникали в моей голове. Мне повезло, что рядом со мной был Скотт. Точка. Усилием воли я заставила себя обратить внимание на происходящее вокруг. Эта встреча для меня была желанной возможностью отвлечься.

Сегодня алюминиевые стулья были расставлены в форме круга. В прошлый раз, когда я была в этом зале, на ориентации, они стояли рядами перед подиумом. Нельзя было попасть ни на какие курсы, лекции или ретриты, пока не пройдешь ориентацию. Даже в само здание не было хода, пока не зарегистрируешься на ориентацию. Внутри все должны были носить именные бейджи – их вешали на шею на специальных шнурках, чтобы безошибочно можно было распознать, кто есть кто. Никакой официальной охраны здесь не было, но не заметить крупных, смахивающих на вышибал ребят, которые бродили по коридорам и заглядывали в двери классных комнат, было невозможно. «Интернационал» вынужден был изменить своей политике открытых дверей после того, как они начали получать угрозы убийством от кого-то из местных.

– Не уверен, что хочу, чтобы ты туда возвращалась, – заявил Скотт, когда услышал об этом в новостях. Я отмахнулась от него, не желая даже обсуждать подобную дичь. Ни одну из этих угроз не стоило воспринимать всерьез. Пустая болтовня.

– Это менталитет жителей маленьких городков. Они не любят перемен и сопротивляются всему, что не вписывается в их традиционную систему ценностей.

Скотт схватил меня за талию, притянул близко к себе и поцеловал.

– Люблю, когда ты изображаешь из себя всезнайку.

У меня не хватило духу признаться, что порой мне казалось, что и сам Скотт подходил под это описание. Хоть мы с ним оба и выросли в одном и том же маленьком городишке Каслрок в Иллинойсе, население которого едва достигало трех тысяч человек, в детстве я ощущала себя чужой среди них и вечно изобретала способы оттуда свалить. Скотт притворялся, что ненавидит Каслрок так же сильно, как я, но после окончания колледжа рад был бы вернуться обратно, если бы я не настояла на переезде в Чикаго.

Как раз когда я доставала из сумки блокнот, у входа припарковался фургон, из которого высыпала толпа подростков. Должно быть, то была команда сборщиков пожертвований, в задачу которых входило обходить дома и благотворительные магазины. У разных команд были разные задачи в городе, и каждый новичок сам должен был выбирать себе команду в зависимости от того, как и кем хотел бы служить. Вносить свой вклад должен был каждый. Вот так это работало.