Книга Остерегайся, страница 81 – Шанора Уильямс

Я беру телефон. Знаю, что не должна этого делать, потому что это может навлечь на них беду, но мне это нужно. Я скучаю по Веронике и Гарретту. Возможно, у меня получится поговорить с ними обоими.

Я смотрю на телефон, перечисляя в голове все последствия этого звонка. Кто-то может проследить его. Кто-то может ждать его. Кто-то может напасть на ребят и заставить их позвонить мне. Кто-то может убить их после того, как узнает, где я.

Черт!

Губы начинают дрожать, но я решаю рискнуть. Не думаю, что смогу прожить еще хоть день, не посоветовавшись с ними или, по крайней мере, не сообщив им, как я. Они же мои лучшие друзья. Настоящие друзья.

Я набираю номер Вер и подношу телефон к уху. Мои руки вспотели, горло пересохло, и я нервничаю, пока, наконец, не раздается ее голос.

— Вер, — радостно выдыхаю я.

— Э-э… Это кто? — Я будто вижу, как она хмурится и готова повесить трубку.

— Вер, это Лонни.

— О, Боже! — визжит она. — Лонни, какого черта? Где ты?! Мы с Гарреттом волнуемся!

— Я знаю, знаю. — Я киваю, словно она может видеть меня. — Но это не просто так. Я... должна была улететь в Нью-Йорк на стажировку.

— Интернов?

— Да.

— Не помню, чтобы ты что-нибудь говорила об интернатуре. Для кого?

— О, просто небольшое агентство... для психиатрической терапии.

— Ладно. — Она замолкает на какое-то время. — Ну, ты же любишь помогать людям... и это был твой профилирующий предмет. Уверена, Гарретт хотел бы накричать на тебя прямо сейчас. Я добавлю его к нам.

— Хорошо. — Я вздыхаю. Это именно то, что я хотела.

Спустя пару секунд в трубке раздается:

— Лондон Франсин Сталлоне, где, черт возьми, ты была? И что с тобой творится, что ты оставила эти дурацкие письма? Разве мы не твои лучшие друзья? Мы заслуживаем нормального прощания!

Я борюсь со смехом.

— Я знаю, Гарретт. И мне очень жаль. Просто все случилось так неожиданно. Мой друг рассказал об интернатуре и о том, что они ищут стажеров, и я улетела. Вас, ребята, не было дома, и я не могла позвонить, потому что уже садилась на свой рейс. А здесь я разбила телефон... Ну, вы знаете. — Вау. Я не могу поверить, что так быстро придумала ложь. Я? Я лгу людям, с которыми дружу с первого курса?

— Ну, мы понимаем, дорогая... но не дай этому случиться снова. И не жди столько, чтобы позвонить нам, — говорит Гарретт.

— Да. Потому что мы чертовски скучаем. И это уже не так, как раньше. Мы же трио, — жалуется Вер.

Я смеюсь.

— Да, я знаю. Я скоро вернусь.

— Хорошо. Дай нам знать, если получишь место, чтобы мы могли это отпраздновать, когда ты вернешься, — говорит Гарретт.

— Обещаю.

Разговор замирает. Я стараюсь придумать, о чем говорить, но ничего не приходят на ум. Я чувствую, что я их предала. Я чувствую себя предательницей. Так много лжи. Может, сказать? Почему бы не избавиться от части вины?

— Ребята... я должна кое-что сказать вам...

— Что, дорогуша? — бодро говорит Гарретт.

Я не скажу им всего. Только о том, что Джона больше нет.

— Ну, это о Джоне...

— О, Боже, Джон! — синхронно раздается в трубке.

Я смеюсь.

— Это серьезно...

Это заставляет их заткнуться.

— Ну, что там, Лонни?

— Он... умер через два дня после выпуска.

Два удивленных вздоха.

— Что? Но как? Он же был здесь! Все было отлично!

Я закрываю глаза, борясь со слезами. Я хочу рассказать им правду. Но не могу. Для их безопасности.