Книга Остерегайся 2. Возвращение, страница 98 – Шанора Уильямс

Как только я ложусь горизонтально, его руки опускаются около моей головы. Он тяжело дышит, а мое дыхание становится неглубоким. Мы смотрим друг на друга, теряясь в нашем собственном мире, забывая о том, что происходит за его пределами.

— Почему ты любишь меня? — медовые глаза пытаются скрыть боль. — Я плохой, Лондон. И ты знаешь это. От меня лишь неприятности. И хотя Морис умер, это не означает, что нет других, кто хотел бы видеть мой труп. Есть сотни желающих моей смерти. И если они узнают, что я все еще жив и я сам, без людей, готовых защитить меня, они придут за мной и, не колеблясь, убьют.

Моя нижняя губа дрожит.

— Они тебя не найдут.

— Да? Что заставляет тебя так думать?

— Потому что, как только я выйду отсюда, мы уедем. И не будем оглядываться назад.

— Уедем? — Он морщит лоб.

Я киваю.

— Греция? — спрашивает он.

Улыбаюсь.

— Мы можем поехать туда, мы можем отправиться куда угодно.

— И ты поедешь со мной? После всего, что пережила из-за меня?

— Да.

Он облизывает губы, изучая мое лицо.

— Ответь на мой вопрос. — Он подносит руку, чтобы погладить мою щеку большим пальцем, и мягко смотрит на меня

— Если я отвечу, ты не сможешь уйти.

Он изучает мое лицо, но не говорит ни слова.

Я вздыхаю, наблюдая за его реакцией. На короткое мгновение его глаза смотрят на мои губы, и я знаю, он испытывает искушение, но сдерживается.

— Когда я впервые встретила тебя, — начинаю, — то я ненавидела тебя. Я не хотела иметь ничего общего с тобой. А затем, когда умер Джон и я увидела, что ты спокойно наблюдаешь, как все катится вниз, я возненавидела тебя еще больше. — Он вздрагивает, как от пощечины. — Но, когда мы приехали в Нью-Йорк, все изменилось. В тот день, когда ты пригласил меня на завтрак, приготовленный специально для меня, я знала, тогда ты был настоящим. В то утро между нами состоялся разговор. Ты заставил меня почувствовать себя настоящей... живой. А я не чувствовала этого уже годами.

Я сжимаю руки в кулаки. Он остается неподвижным, его молчание просит продолжение.

— Я не чувствовала себя живой с тех пор, как умерли родители, а потеря Джона добила меня. Я была опустошена и думала, что Бог наказывает меня, но не могла понять за что. А потом, я узнала, что человек, которого я почти не знала, требует, чтобы я поехала в Нью-Йорк. Я хотела умереть, но знала, что нужно ехать. Зачем? Потому что я выжила. А еще я поняла, что была в Нью-Йорке по какой-то причине. Это все было не ради меня, а ради тебя. Я… изменила тебя, Эйс, а ты изменил меня. В Нью-Йорке я превратилась в настоящую женщину. Черт, — я смеюсь, слеза скользит по моему лицу, — и я носила твоего ребенка, первенца, и наслаждалась каждой минутой. Каждым его движением, каждым ударом и поворотом. У меня болела спина, опухли ноги… а затем были роды. И мне понравилось это все, потому что это была часть тебя, даже если тебя не было с нами. И это единственное, о чем я жалею.

Я нажимаю кнопку на боковой стороне кровати, и она медленно поднимается. Эйс не двигается. Его руки все еще рядом с моей головой, а взгляд сосредоточен на мне.

— Я люблю тебя, даже если ты считаешь себя безжалостным или безрассудным, и, даже, монстром, хотя это не так. В тебе я вижу свет, который хочет прорваться. Я вижу мужчину, который хочет измениться. Мужчину, который сделает все для людей, которых любит. Я вижу мужчину, который никогда, даже через миллион лет, не навредит своей семье. Мужчину, для которого важна его любовь. Я вижу, что ты сломан, но ты сильный и независимый. Я словно вижу свое отражение. Мы с тобой, Эйс, — шепчу, обнимая и поглаживая за его ухом, — похожи. Мы прошли ад и возродились. Мы сражаемся, когда должны. Мы делаем немыслимое, чтобы выжить. Может я не такая безумная, как ты, но мы одинаковые. И понимаешь ты это или нет, мы нуждались друг в друге тогда точно также, как нужны друг другу сейчас. Мы были вместе, а затем нас разлучили. Я не могу этого допустить. Снова.