Книга Дело о фамильном проклятии, страница 56 – Лариса Куницына

— А когда была их свадьба?

Лафар задумался.

— Ей было тогда семнадцать… Значит, восемь лет назад.

— И всё это время она тайно любила вас? — изумился Марк.

— Я бы не назвал это любовью, — проворчал Лафар. — Это, скорее, было похоже на одержимость, которую она умело скрывала.

Марк кивнул и вытащил со дна ларца узкую длинную коробочку. Открыв её, он увидел на чёрном бархате белокурый локон, перевязанный золотисто-розовой лентой, и свёрнутую в трубочку небольшую записку. Отложив коробочку, Марк развернул записку и прочёл одну фразу: «Вот доказательство моей любви». Подписи не было.

— Это почерк де Руже, — сообщил Лафар. — Я запомнил его, когда мы играли в фанты. Ему выпало написать мадригал. Поэт из него был плохой, но вот почерк мне запомнился. Но что значит эта записка?

— Я уже неоднократно слышал, что он был влюблён в хозяйку. Но вот почему он подарил ей в знак любви чей-то локон?

Он снова взял коробочку и присмотрелся. Волосы были белокурые, с лёгкой рыжинкой, такие же, как у Дамьена, но гораздо длиннее.

— Позвольте, — дрогнувшим голосом произнёс капитан и, взяв коробочку, поднёс её к глазам. В следующий момент он пошатнулся, и Марк едва успел поддержать его. — Это локон Жаклин, — ответил Лафар. — Моток этой ленты я купил на ярмарке в Лианкуре. Продавец уверял меня, что этот цвет «Румянец невинности» носят в столице девушки на выданье. Я подарил ей ленту, когда последний раз приезжал сюда. Понимаете? Она не могла дать локон, перевитый этой лентой де Руже, потому что уже решила расторгнуть помолвку с ним. Он убил её и срезал этот локон, чтоб принести Арабелле, как знак своей любви? Я ничего не понимаю!

— А мне, напротив, всё становится понятным, — вздохнул Марк и, взяв из его рук коробочку, закрыл её. — Теперь я знаю, кто, кого и почему убил.

Капитан воззрился на него, но в это время позади скрипнула дверь. В гостиную несмело заглянула кухарка, и Марк заметил, что её лицо опухло от слёз, а глаза покраснели.

— Входи, — поспешно произнёс он, опасаясь, что она сбежит, увидев здесь знатных господ.

Она вошла, её большие красные руки нервно теребили край полотняного передника.

— Простите, ваша милость. Я лишь хотела взять платье, чтоб обрядить мою бедную госпожу.

— Ты можешь делать всё, что нужно, — он поднялся и, немного подумав, спросил: — Скажи мне, где комната кавалера де Руже?

— До болезни он жил в синей спальне, — припомнила она. — Но теперь там ничего от него не осталось. Господин барон велел сжечь все его вещи в большом очаге, потому что они могли быть заразны.

— А комната барышни Жаклин?

— Её вещи раздали бедным, часть получили перед увольнением горничные. Знаю, что господин барон взял на память какие-то безделушки и отдал все драгоценности и арфу её светлости.

Марк задумчиво кивнул и вышел из покоев баронессы. За ним тут же выскользнул Джин Хо.

— Тебя что-то смущает? — спросил он.

— Ладно, имущество де Руже отправилось в огонь, но его дочь… Почему барон избавился и от её вещей?

— А зачем они, если она умерла? — беспечно поинтересовался лис. — Наверно больно осознавать, что они есть, а её нет.

— Но это значит, что он уже тогда был убеждён, что его дочь мертва.

— Пожалуй. И что из этого следует?

Марк неопределённо пожал плечами и направился в покои короля Франциска, чтоб ещё раз обдумать то, что узнал за эти дни.