Книга Диктиона и планета баларов, страница 166 – Лариса Куницына

— И всё-таки ты их понял, — задумчиво произнесла я. — Может быть, ты — первый из всех их королей, который понял их.

— Нет, не понял, — покачал головой он. — У меня века ушли на изучение человеческой природы, но я не перестаю удивляться, глядя на людей. А балары не проще нас. Может, даже сложней, потому что их чувства упрятаны очень глубоко. Они непостижимы даже для них. Я сам видел удивление на их лицах, когда они внезапно для себя действовали в соответствии с велением сердца, а не разума. Я чужак. Может, я чем-то лучше других. Может, они просто ценят хорошее отношение. Но я чужак, и мои действия — действия чужака. Это трагедия их народа. Ими правят полные ненависти чужаки.

— А я-то считала жертвами войны диктионцев.

— У войны и есть только жертвы. Наверно, и у меня та же цель, что и у тебя: прекратить эту бессмысленную бойню и ещё снять проклятие с баларов.

— Да, им нужен свой король. Линна?

— Другой кандидатуры я не смог найти. Даже если я ошибусь, он, по крайней мере, сможет предотвратить борьбу за власть.

— Но если быть королём здесь так плохо, как ты говоришь, и как записано в Законе, то почему никто до тебя не отказался от войны и короны?

— Почему? — он усмехнулся и посмотрел на потолок. Его глаза сверкнули и взгляд пробежался из стороны в сторону, словно разом окинул Вселенную. — Власть! Ни один из них не способен был отказаться от этой смертельной игры ради нескольких лет жизни. Только власть даёт таким людям шанс испытать абсолютные чувства: абсолют ненависти, абсолют удовлетворённого тщеславия, абсолют безнаказанности и абсолют вседозволенности.

— Почему ты не говоришь о любви?

— Для абсолютной любви власть вредна, — он снова взглянул на меня. — Она отвлекает.

— Это точно, — улыбнулась я. — Им просто нужен был влюблённый король.

— И влюблённый очень сильно, — он привлёк меня к себе и крепко обнял. Я щекой прижалась к его горячему, странно пахнущему плечу. Он погладил меня по волосам и прошептал: — Скоро всё это кончится, милая моя, всё это кончится, и ничто уже не будет мешать нам. Мы вернёмся к нашему дому, и будем жить втроём с Алом на границе белого океана и изумрудных джунглей.

— Именно так и будет, — отстранившись, я посмотрела в его ласковые глаза. — Я люблю тебя, возлюбленный мой король. А теперь занимайся своими королевскими делами, а я пойду в гарем.

— Чего ради? — изумился он.

— Ради твоей несчастной кожи, мой драгоценный. У них там богатый выбор смягчающих кремов и мазей. Я в этом убедилась вчера на собственном опыте. Не скучай.

— Только не долго! — крикнул он мне вслед, словно я собиралась идти на другой конец города.

III

Прежде чем отправиться уже знакомой дорогой, я дала несколько указаний надменному до каменной неприступности церемониймейстеру. Он выслушал меня с непроницаемым выражением на чешуйчатом лице и ни звука не проронил в ответ. Однако мне не хотелось сомневаться в исполнительности столь солидного джентльмена, о чём я ему и сказала.

Торчать долго в белых покоях королевских наложниц мне не хотелось самой. От этих стен вместе с ароматами благовоний исходила какая-то безысходная тоска. Мне было жаль этих бедняжек, хотя некоторые из них считали себя счастливицами. Может, поэтому мне и было их жаль. Пока они разъясняли мне, как и зачем применяются их душистые мази, пока они подбирали тонкие ткани изысканных оттенков для моих костюмов, я, не переставая, думала о собственном счастье быть единственной для единственного и мечтала поскорее уйти из этой изукрашенной шелками и изразцами темницы.