Книга Огни Хафельберга, страница 47 – Софья Ролдугина

Марцель рефлекторно сжал пальцы, стискивая плечо ульрике. — Живет. И давно. Это дом кладбищенского сторожа. Она мельком оглянулась, потемневшие глаза, сумбур в мыслях. Огонь, много огня, чьи-то жадные руки с растопыренными пальцами, раззявленные рты, птица в вечернем небе, распростершая крылья над миром.

Самый настоящий, оставшийся еще с тех времен. Он деревянный, в него четыре раза попадала молния, пожар Я начинался, но сторож успевал потушить пламя. Ему, в смысле сторожу, говорят лет триста, его зовут Цорн и он очень, очень плохой человек, чужих не любит.

Раньше в полиции работал, — добавила Ульрике совсем буднично. — Лучше не ходите к нему, он может и из ружья пальнуть. — Сумасшедший совсем! При слове «сумасшедший» Марцелю заранее сделалось дурно, но, оглянувшись на неторопливо приближающегося Шелтона, он вспомнил о работе и попытался вытянуть побольше сведений. — А этот Цорн один живет? У него нет наследничков там, племянников или внуков?

Нет. Ноздри у Ульрики гневно раздувались, словно к Цорну у нее были глубоко личные счеты. — Он последний из рода. У него отец священником был, Цорн тоже в семинарию пошёл сначала, а потом вдруг подался в полицию. — Ты много знаешь про местных, — коварно похвалил Ульрики Марцель. — А про другие дома можешь чего-нибудь рассказать? — Да расплюнуть, — выркнула она.

Ткни пальцем только. Про любой дом прям рассказать можешь. — Про любой из 1238 домов Хафельберга, — на полном серьёзе уточнила Ульрики. — Поспорим? — Давай. А на что? «Ясен пень, что на желание…» «Ну, пойдёт… Шелтон… э, я хотел сказать, профессор Шелтон. Разобьёте?» «Конечно!»

дипломатично улыбнулся стратег. Неодобрением от него веяло так же явно, как холодом с распахнутой морозилки. «Шванг, вы не посвятите меня в суть спора?» После объяснений Шелтон немного оттаял. Видимо, посчитал, что так или иначе польза будет, а уж с нежелательными последствиями опрометчивого спора, Марцель, если что, справится и сам. «И куда теперь?» — поинтересовался стратег, когда рукопожатие было торжественно разбито.

Ульрике облизнула пересохшие губы. «За солнцем, конечно. Вот так, по часовой стрелке обойдем город. Кстати, вы знаете, что улицы в Хаффельберге закручены против осалонь. Это очень, очень плохая примета». Вопреки скептическому отношению Шелтона, из «Ульрики» вышел замечательный экскурсовод. Иногда её заносило, и рассказ об очередном доме превращался в краткое изложение сюжета бразильского сериала.

Кто, когда, на ком женился, сколько было детей, внуков и правнуков, где работал троюродный племянник хозяина и сколько раз писали на них жалобу соседи. Марцель вслушивался в истории с удовольствием. Пил их, как чистый крепкий кофе, закусывая в охотку сигаретным дымом. Но частенько приходилось толкать Шелтона локтем в бок и шептать «Так, это она врет». Врала уйрики вдохновенные со смаком, сочиняя на ходу, и тут же начиная верить в свои выдумки.

Если бы не телепатия, отличить ложь от правды было бы невозможно. Разве что Шелтон смог бы сделать это, сопоставив факты, но информации валилось столько, что рациональнее было сразу отделять зерна от плевел, а не насиловать идеальный мозг стратега идеальным же враньем. Со временем Марцелю начало казаться, что Хаффельберг населён сплошь стариками и многодетными семьями.