Книга Огни Хафельберга, страница 95 – Софья Ролдугина

А кто сказал, что я верю? Я знаю, просто ответила улерике и сощурилась на солнце. Эх, что-то у меня голова болит. Наверное, гроза будет. Через час утоптанная дорожка превратилась в узкую, едва намеченную тропинку, задирающуюся вверх под углом в сорок пять градусов. Марцель дважды оступился.

Один раз без фатальных последствий, когда из-под ноги вывернулся камень, второй капитально, потерял равновесие, рухнул навзничь и если бы не Шелтон, подхвативший напарника у самой земли, то наверняка еще и скатился бы по тропинке в заросле ежевики. Ульрике, полюбовавшись на живописную композицию из тихо сквернословящего телепата на руках у невозмутимого стратега, порылась в карманах своей необъятной куртки и извлекла на свет божий пару потрепанных кожаных перчаток.

На, надень! Во-первых, так теплее, во-вторых, удобнее хвататься за всякое колючее, когда вверх по склону лезешь. Кстати, скоро привал. «Скоро» оказалось понятием растяжимым. Чем выше в горы и дальше от города, тем становилось тише. И в буквальном смысле, первыми сходили на нет голоса, потом гулофт мобильных моторов, редкие объявления на станции о пребывающих составах, шелестящий шум редких поездов и в переносном, исчезали мысленные шепоты и крики.

Тишина давила Марцелю на уши и на мозги, он невольно концентрировался на единственных близких сознаниях. Мерный океанский прибой бездонного разума Шелтона, немой, но ослепительно-цветной кинематограф в голове Ульрике. Возникало ощущение запредельной интимности.

Слишком редко Марцель оставался в эдаком почти одиночестве, не до уединения, а потому буквально кожей чувствовал малейшие изменения в сознании своих спутников, партнеров, своих, своих, неважно кого, главное, что своих. Навязанные слитным гомоном толпы желания, законы, мысли, устремления, правила, все это облетало с разума как сухая шелуха, оставляя его нежным, обнаженным и уязвимым, Чувствительным.

Чистым. — Я, наверное, мазохист, если тащусь от этого. Или эксгибиционист, — так Шелтон говорил, да? Мартель нервно облизнул губы, продолжая упрямо карабкаться вверх. — Интересно, какое желание в итоге больше — открыться до конца или спрятаться? Всё явственней становился лекарственный запах кедров. Плечи почему-то жгло, точно они сгорели на солнце.

Так… — Ульрики внезапно остановилась посреди тропы и нахмурилась. Деревья уже так плотно сплетались кронами, что здесь внизу царил прохладный полумрак. — Кажется, мы проскочили поворот на одно удобное для привала местечко. Как же тут заросло, не узнаю тропу. Мальчики, подождите здесь, ладно? Я пробегусь вверх-вниз и проверю, а то что-то долго идем.

— Как вам будет угодно, — легко согласился Шелтон, без тени осуждения или недовольства в голосе. Хотя океан его разума помрачнел, как перед штормом. Удачи в поисках Ульрике. Она скинула рюкзак на тропу, махнула рукой и побежала вверх по тропинке. Шелтон немного выждал, а потом тоже снял свой рюкзак и сел на него. «Устал, что ли? Вроде для тебя это не тяжело?» участливо поинтересовался Марцель.

«Лямки рюкзака натирают», — объяснил напарник и, оглянувшись на всякий случай, спустил свитер с одного плеча. На бледной коже отчетливо выделялось покрасневшее пятно. Шелтон поморщился и начал осторожно массировать его кончиками пальцев. — Ну, брал бы чемодан, как обычно, — проворчал Марцель, осознав, наконец, что настырное сжение было чужим ощущением, — и не пришлось бы сейчас лечиться.