Книга Кофе и полынь, страница 84 – Софья Ролдугина

Я кивнула — разумеется, ведь как я могла ответить теперь «нет»!

…В ту ночь сны были прескверные. То мерещился в углу комнаты граф Ллойд, живой и очень растерянный; он трогал собственную одежду, насквозь мокрую, и бормотал, что столько, пожалуй, не выпьет. То сгущался туман, и появлялась вдруг леди Милдред, бессовестно молодая и красивая. Одетая сперва в бхаратский наряд из длинного-длинного куска полотна, а затем в расшитый чжанский халат из шёлка, она шла, почти теряясь в белёсом мареве, и по лицу у неё текли слёзы… Я силилась вспомнить, плакала ли бабушка при жизни, но никак не могла. А затем внезапно поняла, что не уверена вовсе, она ли это, испугалась до смерти — и проснулась.

Мрачное настроение усугубилось тем, что за завтраком зевали все. Даже Паола выглядела болезненной и бледной. А Лиам, который и перед лицом Душителя с лиловой лентой держался довольно храбро, признался, что ему не по себе.

— Мне дважды за ночь чудилось, что меня мамка за окошком зовёт: выдь да выдь, и так жалостно, — сказал он, опустив глаза. У него даже прорезался уличный, простой говорок, чего не случалось уже давно благодаря урокам этикета. — А какая мамка? Я её и не знал-то. Это что, леди Виржиния, хандрень?

Меня пробрало холодком. Немалых усилий стоило пожать плечами и улыбнуться:

— Это всего лишь ядовитый туман с Эйвона, обычное дело осенью. Чего только из-за него не мерещится! Разумеется, ни в коем случае не нужно никуда выбегать из особняка ночью, даже если почудится, что зову я сама. Да и днём тоже не стоит.

Паола, которая чаще была против успокоительных выдумок для детей, охотно подтвердила, что якобы эйвонский туман и впрямь обладает подобными свойствами. Это немного приободрило Лиама. Он пообещал, что не станет даже выглядывать из окон на подозрительный зов, а ещё — что будет всегда носить оберег Зельды с собой.

Признаться, меня это утешило мало; я чувствовала себя уязвимой как никогда и стала подумывать — удивительно! — о том, чтобы хоть несколько дней никуда не выезжать, даже в «Старое гнездо», и провести время в кругу семьи.

Масла в огонь подлил Эллис, который с самого утра заглянул в кофейню и без долгих вступлений выпалил:

— У мисс Прюн старший брат — настоятель монастыря святого Игнасиуса. Под патронажем монастыря — что-то вроде больницы, дом призрения для «людей, тихих умом». Не психиатрическая лечебница, конечно, просто место, куда за плату отдают повредившихся рассудком, но не буйных пациентов, за которыми нужен уход и присмотр. Миссис Гибсон находится там!

От напора я, пожалуй, немного растерялась; а может, виноват был недостаток сна.

— Вы хотите её навестить?

— Можно и так сказать, — зубасто улыбнулся Эллис и стащил кепи; волосы у него стояли дыбом, точно расчёску не видели дня три. — Мне нужно с ней поговорить, но так, чтобы мистер Гибсон не узнал. Он и так, кажется, что-то подозревает, и если я его спугну… К обитателям этого дома призрения не пускают никого, кроме родственников. Но есть одно исключение — благотворители и попечители. И миссис Прюн, разумеется, входит в их число.

— И вам нужно заручиться её поддержкой?

— Обратитесь к ней и попросите, чтобы она провела нас к миссис Гибсон в ближайшие дни, — безжалостно оборвал меня Эллис. Взгляд у него был лихорадочный. — Чем скорее, тем лучше, но сделать нужно всё аккуратно… Я поеду с вами, разумеется. Для отвода глаз можно взять с собой Мэдди, например. Вы ведь с ней тогда отвозили в приют угощение?