Книга Кофе и полынь, страница 92 – Софья Ролдугина

Так шли годы; Конни оставалась единственным ребёнком, и ей старались дать лучшее образование из возможных. Её растили как маленькую леди. Гибсоны усердно трудились, чтобы скопить хорошее приданое и в будущем подыскать достойного жениха. Некоторое время девочка даже училась в пансионе наподобие того, где провела всё детство я сама… А потом судьба сделала резкий поворот. Миссис Гибсон предложили место экономки в одном загородном поместье и с жалованьем втрое больше прежнего; мистера Гибсона тоже брали на службу, и не просто лакеем, а помощником управляющего. Правда, проживать ему бы пришлось в дальнем флигеле, отдельно от супруги.

— Деньги, — с горечью произнесла миссис Гибсон. — Деньги затмили нам разум, и мы… мы закрыли глаза на некоторые слухи.

— Какие слухи? — тихо спросил Эллис.

Она вздрогнула и потупилась.

— О хозяине. Об Арчибальде Каннинге.

У Каннинга в определённых кругах была репутация сладострастника, верней, человека, совершенно неспособного держать себя в руках, когда речь заходила о женщинах. Причём поговаривали, что с любовницами он очень жесток… Но голоса эти звучали тихо. Арчи Каннинг занимал высокий пост, а ещё был богат; в своё загородное поместье, неприлично обширное, он приезжал редко. Предыдущая экономка видела его всего несколько раз в год, хотя и намекала, что в особняке иногда проходят особые «званые вечера» для людей, у которых такие же вкусы, как у хозяина. И вино тогда льётся рекой, а уважающему себя человеку тогда лучше не заглядывать в окна — и под кусты в саду тоже.

Гибсоны понадеялись, что пережить с полдюжины «вечеров» в год не так уж сложно — зато потом денег будет достаточно, чтобы Конни стала завидной невестой даже для какого-нибудь офицера или небогатого провинциального аристократа.

Они согласились.

Первые два года всё и впрямь шло прекрасно. Конни, скромная, улыбчивая, со светлыми локонами и ясными серо-голубыми глазами, завоевала сердца всех обитателей поместья, включая престарелую троюродную тётку Каннинга, бездетную и сварливую, которую он сам терпел только из-за титула баронессы… Вероятно, надеялся, что заполучит титул в обход других наследников. Тётка же, оценив нрав и красоту Конни, вознамерилась удачно выдать её замуж за какого-то из своих троюродных племянников, «бесполезных мальчиков», как называла их сама.

Небесам лишь ведомо, узнал ли об этом Каннинг, послужило ли это спусковым крючком для всего, что произошло дальше…

Так или иначе, случилась трагедия.

Каннинг нагрянул в поместье внезапно, никого не предупредив, в большой и весьма сомнительной компании. Он приказал подготовить всё для большого пикника под открытым небом; указаний было столько, что прислуга сбилась с ног, и в какой-то момент миссис Гибсон совершенно потеряла из виду дочь.

— Я считала, что она в комнате, переписывает мемуары баронессы, — глухо произнесла миссис Гибсон. — Но её нигде не было. Нигде.

Конни вернулась под утро, и девицей она уже не была. Она много плакала, а тело её покрывали синяки и ссадины; на плечах виднелись ожоги, как от сигар. О том, что с ней случилось, Конни так никому и не рассказала, но догадаться было нетрудно. Несмотря на лечение и заботу — а пожилая баронесса приложила все усилия, нашла докторов, даже пригласила священника, прослывшего «целителем душ», — через месяц Конни не выдержала и удавилась на отрезе шёлка, перекинув его через верхнюю балку въездных ворот.