Книга Убийство на Острове-тюрьме, страница 39 – Ши Чень

– Кого-то убили в запертой комнате. Так? – очень осторожно спрашиваю я.

Он не отвечает. Еще одна долгая пауза. Я попала в точку.

– Кем был убитый? В какое время произошло убийство?

Я наблюдала за ним, пока он говорил, и видно было, что доктор Чжуан слегка растерян. Кажется, он не хочет мне отвечать и пока лихорадочно думает, что бы такого сказать, чтобы сменить тему.

– Доктор Чжуан, они прибыли на остров. Директор просит вас пойти к ним.

Из-за двери раздается голос медсестры Лян.

Не скрывая облегчения, доктор Чжуан поднимается с места. Дав мне несколько несвязных указаний, он выходит из моей палаты.

Мне вдруг становится немного смешно. История Клоуна, его дела на острове – возможно, я обо всем этом знала, но забыла. А сейчас я, как умственно отсталый ребенок, всех расспрашиваю с серьезным видом. Окружающие знают обо мне больше, чем я сама. Никто не в силах понять это чувство. Я подобна слепцу на улице: каждый свой шаг он должен делать с особой осторожностью, но люди вокруг наблюдают за ним со стороны, и время от времени в его ушах звучат их насмешки.

Клоун, да еще и этот кошмар вокруг.

У меня столько вопросов, на которые надо отыскать ответы, но на кого я сейчас могу положиться? У меня непроизвольно всплывает в памяти образ Дон Кихота.

Интуиция или память о чем-то в прошлом?

Мне все равно.

4

Сегодня понедельник. После ужина у нас проходит групповое занятие, что-то вроде творческой мастерской. Все пациенты из моего блока «С» принимают в нем участие. Такие занятия проводятся дважды в неделю. Пациенты могут выбрать, чем они будут заниматься: например, вырезать куклу из дерева, складывать динозаврика из бумаги или плести корзину из ротанга. Говорят, что творчество можно считать частью лечения, и за это выступает доктор У. Он считает, что ручной труд укрепляет функции головного мозга, особенно внимание, а также способности к организации и планированию. Это должно положительно сказываться на здоровье больных.

Во время занятия я держу при себе кучу макулатуры и притворяюсь, будто бы что-то из нее складываю. Пока никто не обращает на меня внимания, я пробираюсь поближе к сидящему неподалеку Дон Кихоту. Он снял свои тяжелые доспехи и теперь сидит в поношенной футболке почти как самый обычный человек. Он сосредоточенно подкладывает вату в коробку из картона. Похоже, мастерит домик для своего любимца. Санчо сидит рядышком и довольно воркует, наблюдая за своим хозяином.

– Он выглядит очень умным, – говорю я Дон Кихоту, указывая на Санчо.

– Конечно, это же самый умный голубь в мире! – гордо отвечает Дон Кихот. – Разве ты не помнишь? Он же еще играл с тобой! К тому же ты очень нравишься Санчо.

У меня нет ни единого воспоминания об этом.

Пока Дон Кихот говорит, он в доказательство правдивости своих слов достает из соседней коробки стеклянный шарик и бросает его на пол. Шарик начинает быстро катиться по полу, и его замечает Санчо. Птица вскакивает с насиженного места и принимается, хлопая крыльями, гоняться за стекляшкой. Я даже вскрикиваю от удивления, а Дон Кихот счастливо улыбается. Он смотрит на Санчо так, будто это не голубь, а его пятилетний сын.

Шарик ударяется об угол и перестает катиться. Санчо зажимает его в лапках и быстро летит назад. Я боялась, что он примет его за еду, но мои опасения были напрасны. Санчо возвращает шарик Дон Кихоту, на мгновение подняв на него взгляд.